Помолчав, я посмотрел ему прямо в глаза. «Мы напишем это письмо вместе — вы и я».
Он откинулся, глядя на меня с ничего не выражающим лицом, но я успел заметить его удивление при моем неожиданном предложении. Он взял приманку, хотя еще не проглотил ее.
— Почему? — спросил он.
— Из-за вас, — ответил я и подошел к нему. — Де Керадель, я хочу тут остаться. С вами. Но не как человек, которого держат — наследственные воспоминания. И не воображение, которое подстегиваете вы или ваша дочь. Не внушение… не колдовство. Я хочу оставаться здесь в здравом уме и самим собой. И чары вашей дочери не имеют к этому отношения. Меня мало интересуют женщины, де Керадель, кроме нагой дамы, которую зовут Истина. Из-за вас, только из-за вас я хочу остаться.
Опять он спросил: «Почему?»
Но он заглотил приманку. Его бдительность ослабла. У каждой симфонии есть главная тема, а в ней основная нота. Так же и с каждым человеком. Узнай эту ноту, узнай, как ее заставить звучать, — и этот человек твой. Доминанта де Кераделя — тщеславие, эготизм. Я заставил звучать именно эту ноту.
— Никогда, я думаю, де Карнак не называл де Кераделя хозяином. Никогда не просил разрешения сидеть у ног де Кераделя и учиться. Я достаточно знаю историю наших семей, чтобы уверенно утверждать это. Ну, этому конец. Всю жизнь я стремился сорвать с Истины ее вуаль. Я считаю, вы можете сделать это, де Керадель. Поэтому — я останусь.
Он с любопытством спросил: «Которой же из двух моих историй вы поверили?»
Я рассмеялся. «Обеим и ни одной. Разве иначе заслуживал бы я быть вашим учеником?»
Он сказал, почти задумчиво: «Хотел бы я верить вам… Ален де Карнак! Мы бы много могли достичь вместе».
Я ответил: «Верите вы мне или нет, но как я, будучи здесь, могу повредить вам? Если я исчезну… или покончу самоубийством… или сойду с ума… это, конечно, может вам повредить».
Он с отсутствующим видом покачал головой, с холодным равнодушием сказал: «Я легко могу избавиться от вас, де Карнак, и никаких объяснений не понадобится… но я хотел бы вам верить».
— Но если вы ничего не теряете, почему бы не согласиться?
Он по-прежнему медленно сказал: «Я согласен».
Взял в руки блюдо жертвоприношений и взвесил его. Поставил на стол. Протянул ко мне обе руки, не касаясь меня, и сделал жест, на который я, при всем том, что было в моем сердце, не мог ответить. Этому священному жесту научил меня тибетский лама, которому я спас жизнь… и де Керадель осквернил его… но все же жест означал обязательства… обязательства, которые простираются за пределы жизни…
Спасла меня Дахут. В комнату полился поток солнечных лучей. Вместе с ним появилась и Дахут. Если бы что-то нужно было для подтверждения второй версии де Кераделя, версии здравого смысла, так это Дахут, идущая в лучах солнца. Но ней был костюм для верховой езды, сапоги, сине-зеленый шарф, соответствовавший цвету ее глаз, и в тон берет. Подойдя ко мне в солнечных лучах, она выбила из моей головы и де Кераделя, и все остальное.