Неуверенным шагом он пошел обратно к своей маленькой «самоедке», чей обед был так грубо прерван. По пути его нога наткнулась на один из ножей — он сам оставил их на столе, чтобы гостье было удобно. Брир опустился на четвереньки и нашарил нож, затем пополз обратно к лестнице и принялся рубить дерево в том месте, где свет пробивался сквозь щели, указывая расположение засова.

Кэрис не хотелось снова подниматься наверх. Там осталось слишком много того, чего она боялась. Не реальные вещи, а тени, намеки; но и их хватало, чтобы сделать ее слабой. Почему Марти пошел наверх (а он мог пойти только туда)? Вот что смущало ее. Он уверял, будто все понимает, но ему еще предстояло многое узнать.

— Марти! — позвала Кэрис, стоя под лестницей.

Она надеялась, что он появится, улыбнется и похромает к ней. Тогда не придется подниматься самой и уводить его. Но ответа не последовало, а ночь не бесконечна — Европеец мог открыть дверь в любой момент.

Кэрис неохотно двинулась наверх.

До этого момента Марти ничего не понимал Он оставался невинным, жил в мире девственного неведения, ничего не зная об этом глубоком и возбуждающем проникновении не только внутрь тела, но и внутрь мозга. Атмосфера комнаты затуманила его голову сразу же, едва он переступил порог. Кости его черепа заскрежетали друг о друга: голос комнаты перешел с шепота на крик в его голове:

— Так ты пришел? Конечно, ты пришел. Добро пожаловать в Страну Чудес.

Марти смутно осознавал, как его собственный голос произнес эти слова. Вероятно, он все время слышал свой голос и говорил сам с собой, как лунатик. Даже теперь, когда он раскусил трюк, голос зазвучал снова, но чуть ниже:

— Прекрасное место, чтобы познать себя, не так ли?

Он огляделся. Здесь не на что смотреть — одни стены.

Даже окна в комнате оказались герметично закрытыми. Никаких звуков внешнего мира сюда не проникало.

— Я ничего не вижу, — пробормотал он в ответ на похвальбу комнаты.

Голос засмеялся, и он вместе с ним.

— Здесь нечего бояться, — сказал голос. И после самодовольной паузы добавил: — Здесь вообще ничего нет.

И это правда. Совсем ничего. Это не темнота мешает видеть, это сама комната. Он резко оглянулся через плечо. Он не мог разглядеть за спиной дверь, хотя знал, что оставил ее открытой и из нее должен пробиваться хотя бы отблеск света с лестницы. Но освещение было поглощено, как и луч его фонаря. Душный серый туман так сгустился, что Марти не различал даже собственную руку, поднесенную к глазам.

— Тебе здесь будет хорошо, — успокаивала комната. — Ни судей, ни камер.