— Отчаяние? — отозвалась комната. — Я расцветаю здесь, шлюха.
Кэрис добралась до угла, повернула и пошла вдоль другой стены.
— Ты не сделаешь этого, — сказала комната.
«Сделаю», — подумала Кэрис.
— Я тебе не позволю. Нет. Не допущу. Пожиратель Лезвий придет за тобой сюда. Ты его не слышишь? Он в нескольких дюймах от тебя. Нет, нет! Пожалуйста, нет! Я ненавижу запах крови.
Всего лишь жалкая истерика, это можно выдержать. Чем сильнее комната впадала в панику, тем больше сил появлялось у Кэрис.
— Стой! Ради тебя самой! Стой!
Крик звучал прямо в голове, но руки Кэрис уже нашли окно. Именно это и пугало комнату.
— Шлюха! — вопил голос внутри. — Ты пожалеешь, я обещаю. О да!
Ни занавесок, ни жалюзи: окно заколотили, чтобы ничто не испортило совершенства пустоты. Пальцы Кэрис скребли по доскам, пытаясь отодрать планку: надо впустить сюда внешний мир, это необходимо. Но дерево было пригнано очень плотно. Она дергала изо всех сил, но почти безрезультатно.
— Давай же, черт тебя побери!
Доска затрещала, щепки полетели в стороны.
— Да, — приговаривала Кэрис. — Вот так…
Свет, преломленный, но все же настоящий свет, проник внутрь, просачиваясь сквозь щель.
— Ну же, ну! — застонала она, дергая сильнее.
Первые фаланги ее пальцев выгнулись назад от усилия сдвинуть деревяшки, но нитка света уже расширилась до луча. Он упал на Кэрис, и сквозь пелену грязного воздуха она начала различать форму своих рук.
То не был дневной свет. Отблеск уличных фонарей и фар автомобилей, или звезды, или мерцание телеэкранов в домах по Калибан-стрит. Но и этого хватало. С каждым новым дюймом сквозь щель проникала определенность: форма и твердость.
Где-то в комнате Марти тоже почувствовал свет. Лучи раздражали, как будто кто-то раскрыл весенним утром шторы у кровати умирающего. Он пополз по полу, пытаясь схорониться в тумане, прежде чем тот рассеется; он хотел, чтобы вкрадчивый голос сказал ему, что ничего важного нет. Но голос исчез. Марти чувствовал опустошение, а полоса света все расширялась. Он мог видеть женщину, чей контур появился у окна. Она отломила одну доску и бросила ее вниз, затем взялась за другую.
— Иди к мамочке, — приговаривала она, а свет очерчивал ее с тошнотворной подробностью.
Марти не хотел ничего этого; это тяжкий груз, это