Он вздрогнул, когда ее воля коснулась его. Блеск в глазах на мгновение угас, когда желание умереть сменилось желанием выжить; разумеется, слишком поздно. Он застонал Она услышала крики, шаги, угрозы на лестнице. Через секунду они ворвутся в комнату.

— Ты — животное, — сказала она.

— Нет, — ответил он. Даже теперь он не сомневался, что он хозяин положения.

— Ты не существуешь, — проговорила она. — Они не найдут ничего из того, что было Титусом. Титус исчез. А это всего лишь…

Боль была ужасной, она лишила его голоса. Или Жаклин изменила его горло, нёбо, голову? Она вскрывала кости черепа и переделывала их.

«Нет, — хотел он сказать, — это вовсе не тот ритуал, который я планировал. Я хотел умереть так, чтобы твоя плоть обволакивала меня, мои губы были прижаты к твоим губам. Я хотел постепенно остывать в тебе. А так я не хочу».

Нет. Нет. Нет.

Его люди уже колотили в дверь. Она не боялась их, но они могли испортить ее рукоделие, не дать наложить последние стежки.

Снова кто-то бился в двери. Дерево треснуло, створки распахнулись. Ворвались два вооруженных человека. Они решительно наставили на нее пистолеты.

— Мистер Петтифер? — спросил младший.

В углу комнаты под столом сверкали глаза Петтифера.

— Мистер Петтифер? — повторил он, забыв о женщине.

Петтифер помотал рылом.

«Пожалуйста, не подходите ближе», — подумал он.

Люди посмотрели под стол и уставились на копошащегося там омерзительного зверя. Он был окровавлен после превращения, но жив. Жаклин убила его нервы, он не чувствовал боли. Он выжил; его руки скрючились и превратились в лапы, ноги были вывернуты, а колени перебиты так, что он напоминал четвероногого краба. Мозг расплющился, глаза лишились век, нижняя челюсть выступила из-за верхней, как у бульдога, уши заострились, позвоночник изогнулся. Странное создание, ничем не напоминающее человека.

— Ты животное, — сказала она.

Она неплохо справилась с его животной сущностью.

Человек с ружьем вздрогнул, узнав хозяина. Он поднялся и поглядел на женщину.

Жаклин пожала плечами.

— Это сделали вы? — В голосе слышался благоговейный страх.