Она бросила писать воспоминания, когда дошла до девятого года жизни. Она отчаялась, пытаясь описать свои подростковые ощущения. Жаклин сожгла записки в камине, и тут появился Петтифер.

«Боже мой! — подумала она. — И это власть? Не может быть!»

Петтифер выглядел больным. Он изменился физически, как один из ее друзей, потом умерший от рака. Месяц назад он казался здоровым, а сейчас что-то пожирало его изнутри. Он походил на тень, кожа его стала серой и морщинистой. Лишь глаза сверкали, как у бешеной собаки.

Одет он был великолепно, словно на свадьбе.

— Джи.

— Титус.

Он оглядел ее с головы до ног.

— Ты в порядке?

— Спасибо, да.

— Они давали тебе все, о чем ты просила?

— Они прекрасно меня приняли.

— Ты не сопротивлялась?

— Сопротивлялась?..

— Тому, что находишься здесь. Взаперти. После Линдона я был готов к тому, что ты снова поразишь невинного.

— Линдон не был невинным, Титус. А эти люди — да. Ты ничего не сказал им.

— Я не счел, что это необходимо. Я могу закрыть дверь?

Он сделал ее своей узницей, но пришел сюда, точно посланник в более сильный вражеский лагерь. Ей нравилось, как он вел себя: осторожно, но властно. Он закрыл двери и запер их.

— Я люблю тебя, Джи. И я боюсь тебя. Вообще-то я думаю, что люблю тебя, потому что боюсь. Это болезнь?

— Да, я бы так сказала.

— Я тоже так говорю.