При первой же возможности я привел себя в порядок и вернулся в то здание. Я узнал от портье, где ее комната, и вломился туда Она жила очень просто. В углу комнаты, за столом, она оставила свои записи. Я прочел и унес с собой несколько страниц. Она не продвинулась дальше первых семи лет своей жизни. И в своем тщеславии я подумал, напишет ли она обо мне. Возможно, нет.

Я взял кое-что из ее одежды — только то, что она носила, когда мы с ней встречались. Ничего интимного, я не фетишист. Я не собирался зарываться в ее нижнее белье и вдыхать ее запах; я лишь хотел, чтобы вещи помогли мне восстановить в памяти ее образ. Хотя я не видел никого, кроме нее, кому бы так шла собственная кожа — лучшая из одежд.

Тогда я потерял ее во второй раз, скорее из-за собственной трусости, чем по вине обстоятельств.

Петтифер никогда не приближался к дому, где четыре недели держали мисс Эсс. Здесь у нее было почти все, о чем она просила, кроме свободы. А она просила лишь о свободе, да и то с безразличным видом. Жаклин не пыталась бежать, хотя могла бы это сделать. Она не знала, сказал ли Титус ее стражам — двум мужчинам и женщине — о ее способностях. Она решила, что не сказал. Стражи относились к ней как к обычной женщине, на которую Титус положил глаз. Они охраняли Жаклин для его постели, вот и все.

У нее была отдельная комната, а бумаги ей приносили сколько нужно, и она опять принялась писать воспоминания с начала.

Был конец лета, и ночи становились холодными. Чтобы согреться, она ложилась на пол (по ее просьбе кровать вынесли) и заставляла свое тело колыхаться, как поверхность озера. Без секса тело вновь стало для нее загадкой. Она впервые поняла, что физическая любовь — это попытка проникнуть в плоть, в самое интимное «я», неизвестное даже ей самой. Она смогла бы понять себя лучше, если бы с ней был кто-нибудь, если бы она чувствовала на своей коже чьи-то нежные, любящие губы. Она вновь подумала о Васси, и озеро ее тела заволновалось. Грудь вздымалась, словно две колеблющиеся горы, живот двигался, точно движимый странным приливом, течения пересекали застывшее лицо, огибали губы и оставляли на коже отметки, какие оставляют волны на песке. Она была течением в памяти Васси, и она становилась водой, думая о нем.

Она вспоминала недолгие периоды, когда ее жизнь казалась мирной. Физическая любовь, свободная от гордости и тщеславия, всегда предшествовала этим моментам. Возможно, имелись и другие пути достижения душевного покоя, но тут она была не слишком опытна. Мать Жаклин говорила, что женщины более в ладу с собой, чем мужнины, и поэтому их жизнь гармоничнее; но в ее жизни было много тревог и мало способов справиться с ними.