Он поднял голову и увидел, откуда проникает свет.

Все тоже это увидели. Все озадаченно уставились на то, что было над ними, над туманом.

— Будь я проклят, — произнес Маркс.

Ибо над туманом, затянутая дымкой и размытая, но все же хорошо видимая, появилась луна. На самом деле, появилось две луны. Первая, казалось, была прямо над ними. Она была гораздо крупнее той, которую они видели дома. Размером с обеденную тарелку и цвета свежей крови. Другая, позади них, была маленькой, грязно-желтого цвета, как старый пенни, вытащенный из трещины в тротуаре.

— Черт, — лишь сказал Кушинг.

Они с Чесбро уставились на эти луны, словно зачарованные. Как дикари, разглядывающие лик… или лики… их божества. Поллард в страхе отвернулся.

Джордж ошарашено таращился, на мгновение подумав, что это вовсе не луны, а глаза какого-то гигантского туманного лица. Но это были луны. Чуждые и какие-то жуткие, но все же луны. Спутники, застрявшие на орбите этой неведомой планеты.

— Что ж, теперь все ясно, — сказал Маркс. — Мы вовсе не в гребаном Мексиканском заливе.

Эти слова вызвали у Джорджа смех.

И самое плохое, что он не мог сдержать этот смех.

Часть четвертая. Кладбище дьявола

Часть четвертая. Кладбище дьявола

1

1

Они плыли сквозь водоросли несколько часов. Хотя, возможно, прошло уже несколько дней, недель, а то и лет. Время в этом месте было сжатым, расплющенным и вытянутым… Каким-то искусственным и изменчивым. То текло мучительно медленно, то бежало головокружительно быстро. А может… Может, время здесь и не двигалось вовсе. Может, оно застыло. Умерло, как и все остальное.

— Наверное, нам все это мерещится, — произнес Джордж.

Они снова стали грести, пробираясь через вязкое море, через густой, зловещий туман, представлявший собой клубящуюся массу токсичных испарений. Он простирался над плотом и шлюпкой извивающимися щупальцами, словно пытаясь задушить, заползти в горло и свить там гнездо.

— Что такое, Джордж? — спросил Гослинг, работающий веслами у него за спиной.

— Ничего, — ответил он. — Просто мысли вслух.

Джорджу нравилось ощущать в руке весло. Нравилась его увесистая твердость — все равно, что продолжение собственной руки. С ним приятно было противостоять Мертвому морю, бороться и, возможно, взять верх через волю, упорство и трудолюбие. И когда твои усталые мышцы ноют, пульсируют, как туго натянутые канаты, это сжигает силы, что тоже хорошо. Потому что тогда у твоего разума не останется энергии на подкормку, на выдумывание фантазий и кошмаров, от которых стынет кровь.