– Да? – пожал плечами инспектор. – А мне показалось, что мы уже все решили: в первой своей книге Флавий не упоминает о Христе, потому что сам ничего о нем не слышал. Хотя после распятия якобы прошло больше сорока лет. А через двадцать лет ему кто-то уже рассказал эту историю. Приходится сделать вывод, что ее придумали как раз в период между датами написания этих двух книг.

– Не спорю, – согласился библиотекарь, подманивая к себе сычика банкой с мучными червями. – Но ведь Флавий не мог этого не понимать.

– Не мог.

– Зачем же тогда он лжесвидетельствовал?

– А зачем вообще свидетели меняют показания? – задал встречный вопрос инспектор и сам же на него ответил: – Под нажимом служителей закона или настоящих преступников. Как по-вашему, Грегори, мог на Флавия кто-то надавить?

Браун-Смит осторожно, чтобы снова не вспугнуть Сангуму, развел руками.

– Если только его покровители – император Веспасиан и его сыновья. Но никто из них не был христианином, а значит, и не был заинтересован в подтверждении легенды. Сомнительно также, чтобы Флавия могли запугать какие-то тайные приверженцы христианства.

– Хорошо, а подкупить? Или, допустим, попросить о дружеской услуге.

– Это не исключено, – кивнул Браун-Смит. – Но и не доказуемо. Не говоря уже о том, чтобы установить имя этого человека.

– А вы все-таки попробуйте, – не отступал инспектор. – Может быть, Флавий все-таки назвал какое-то имя или некие известные современникам обстоятельства. Когда человека вынуждают к нежелательным публичным действиям, он нередко оставляет такой намек.

– Право, даже не знаю, – задумчиво потер подбородок Браун-Смит. – В предисловии к «Иудейским древностям» Флавий благодарит за помощь некоего Эпафродита. Так звали раба и секретаря императора Нерона, который помог своему хозяину совершить самоубийство. Позже этот Эпафродит служил и у семейства Веспасиана, пока его самого не зарезали.

– А он мог быть тайным христианином?

– Трудно сказать наверняка, если он действительно был тайным. Хотя… – Браун-Смит осторожно снял Сангуму с локтя и снова подошел к стеллажам. – Кажется, я встречал это имя где-то в раннехристианских текстах.

Он довольно долго листал старые, пахнущие пылью тома, пока наконец не потряс с торжествующим видом одним из них.

– Вон он – наш Эпафродит! А может быть, это совсем другой человек. Но он упоминается в числе семидесяти апостолов. А Метафраст называет его епископом города Таррацина в Италии. Совсем недалеко от Рима. Так что он вполне мог видеться с Флавием, даже если не был тем самым рабом-советником. А тот, в свою очередь, действительно оставил в рукописи намек на то, что на него оказывали давление. И не один! – неожиданно добавил Браун-Смит.