– Кто не один? – удивленно спросил инспектор.

– Не кто, а что, – поправил библиотекарь. – Намек не один.

Ледоу продолжал смотреть на него с недоумением.

– Не понимаете? – усмехнулся библиотекарь. – Но ведь это же так просто, Чарльз! Смотрите, Флавий по настоянию Эпафродита вставляет в рукопись рассказ об Иисусе. Не вычеркивая при этом реальный исторический эпизод, положенный в основу легенды. Вероятно, он рассчитывает, что внимательный читатель наткнется на этого двойника, сопоставит факты и все поймет. А если не поймет, не наткнется? Нужно ему подсказать. И Флавий уже сам сочиняет третью историю – про того самого сумасшедшего по имени Иисус. Она же откровенно пародийная, неужели вы не видите? Впрочем, вам простительно, но как этого не увидел Таксиль? Мастер мистификации не распознал в другом такого же мастера. Вот где настоящая трагедия, друг мой!

– Вы думаете? – рассеянно произнес Ледоу.

– А как же! Если даже близкий вам по духу человек не понимает, где вы говорите серьезно, а где дурачитесь, – это очень грустно.

– А я близкий вам по духу человек? – спросил инспектор таким тоном, словно хотел задать совсем другой вопрос: «А я не понимаю?»

– Можете не сомневаться, дорогой Чарльз, – успокоил его Браун-Смит.

Впрочем, успокоил ли?

Инспектор заметно скис, а через минуту встал и немного натянуто проговорил:

– Что ж, я, пожалуй, все-таки пойду.

Он направился к выходу, но вдруг оглянулся на друга, снова принявшегося кормить сычика.

– Скажите, Грегори, – нерешительно проговорил Ледоу. – Этот ваш Сангума… Я давно хотел спросить: это тот самый сычик, которого вы привезли из Трансвааля, или он просто похож на прежнего?

– Сам не знаю, друг мой, – с серьезным видом ответил библиотекарь. – У птиц ведь нет документов. Но, возможно, это и к лучшему. По крайней мере, мне не приходится доказывать их подлинность.

Стефан Цвейг

Стефан Цвейг

Стефан Цвейг – один из многих авторов этого сборника, о котором можно смело сказать, что он «не нуждается в представлении». Однако новелла «Рахиль спорит с Богом» (1928) нашим читателям абсолютно не знакома: в советское время она не переводилась по одним причинам, в постсоветское – по другим… едва ли есть необходимость объяснять, по каким именно. Между тем для Цвейга это очень необычное произведение, написанное на стыке нескольких жанров: научно-популяризированного моделирования одного из библейских сюжетов, чисто литературной фантастики – и, конечно, «рассказа ужасов».

Рахиль спорит с Богом

Рахиль спорит с Богом

…И снова этот упрямый и коварный народ нарушил клятву, данную в Иерусалиме. И снова он приносит кровавые жертвы своим медным истуканам – Тиру и Амону. Копоть от всесожжения языческих жертв густо покрыла каменные алтари в святилище Бога, что построил царь Соломон; но, словно этого оказалось мало, идоложертвенники еще и установили посреди Соломонова храма изваяние свирепого божества Баала. И кровь закланных для него животных обагрила храмовые стены останками жертвоприношений, так что тяжкий смрад окутал священные некогда приделы.