Вскоре я уже ринулся за ними, желая убить, но не успел нагнать, прежде чем они дошли до двери большого каменного дома – этого дома, сахиб, что стоит среди всех тех гнилых строений. И пусть он огорожен железным забором с острыми, как лезвие, пиками на верхушках, но, хвала Аллаху, это не могло помешать тому, кто закален Хайберскими горами! Так что я перелез через него, лишь немного порвав халат. Внутри была еще одна стена, каменная, но она уже превратилась в развалины.

Я пригнулся в тенях возле дома и увидел, что окна были зарешечены, а двери выглядели достаточно крепкими. К тому же в самом доме внизу было полно вооруженных людей. Поэтому я взобрался по стене – хотя это было нелегко, – и залез на крышу, которая в том месте, на углу, была плоской и имела парапет. Я ожидал, что там окажется часовой, так оно и вышло, но этот неверный был слишком занят тем, что дразнил своего пленника, поэтому не видел и не слышал меня, пока я не вонзил в него кинжал и не отправил в ад. Вот его кинжал, пистолета у него не было.

Харрисон машинально взял кривой, с тонким лезвием клинок.

– Но отчего же Джоан стала сумасшедшей?

– Сахиб, на полу я заметил разбитую винную бутылку и бокал. У меня не было времени его осматривать, но я знаю, что вино, судя по всему, было отравлено соком фрукта, известного как черный гранат. Она не могла выпить много – иначе уже умерла бы, изойдя пеной, как бешеная собака. Однако даже малое количество отнимает разум. Такой фрукт растет в джунглях Индокитая, и белые люди говорят, что это все сказки. Но это не так: я три раза видел, как мужчины умирали, выпив его сок, и еще много раз – как мужчины, и женщины тоже, теряли из-за него рассудок. Я бывал в тех дьявольских местах, где он растет.

– Боже! – Харрисон чувствовал тошноту, все его тело трясло. Но он все же сомкнул свои железные кулаки, и в его лютых голубых глазах загорелось пламя. Слабость от ужаса и отвращения сменилась холодной яростью – опасной, как жажда крови, которую чувствует дикий волк.

– Может быть, она уже мертва, – глухо проговорил он. – Но что бы с ней ни было – мы отправим Эрлик-хана в ад. А теперь дерни дверь.

Та казалась крепкой на вид – из тикового дерева, обитая бронзой.

– Заперта, – пробормотал афганец. – Будем выбивать.

Он уже собирался хорошенько приложиться к двери плечом, как вдруг остановился. Длинный хайберский кинжал сверкнул молнией, оказавшись у него в руке.

– Кто-то идет! – прошептал Хода-хан, и секунду спустя слух Харрисона, выросшего в цивилизации, а потому обладающего менее острыми чувствами, тоже различил чью-то кошачью поступь.