Стив отшатнулся, прижимаясь к массивной двери.

– Папа, папа!

Стив будто онемел. Что ему теперь делать? Как поступить?

Некоторые из выбранных тобою путей ведут сквозь тьму, и вступить на них будет отрицанием морали или безумием.

Не безумием, понял Стив. Любовью.

Катерину заставили пожертвовать одним ребенком ради спасения другого.

Это и есть настоящая любовь.

Стив быстро вставил ключ в замок. Отворил дверь, захлопнул ее за собой, повернул ключ и задвинул засов, прежде чем чьи-то руки смогли дотянуться до него.

Он кувырком скатился по ступеням крутой лестницы.

С глухим стуком шмякнулся на пол и лежал, скрючившись и постанывая от боли. Здесь царила кромешная тьма, такая, к которой никогда не приспособится зрение. Зато Стив различал любой звук. Он слышал ровный рев пламени и то, как дверь осыпают градом ударов.

Люди кричали, но постепенно их вопли превратились в призрачные отголоски. В какой-то момент Стиву показалось, что он услышал свое имя.

Кто же позвал его теперь, Джослин или Мэтт?

Стив запретил себе думать об этом и замотал головой.

Он перевернулся на спину. Открыл глаза, закрыл, открыл снова.

Так-то лучше. А тьма его вполне устраивала. Она позволяла его мыслям обратиться к любви. Где-то далеко, в ином мире, мучились и страдали люди. Они не хотели умирать. Стив представил себе, что так поют проклятые.

Он сжался в комок, пытаясь уменьшиться в размерах, и заткнул уши пальцами.

А затем начал напевать себе под нос.

– Я люблю тебя, Тайлер, – прошептал он перед тем, как уснуть, убаюкав себя колыбельной.

Но никто ему, конечно, не откликнулся.