Андрей хотел вырваться, вернуться в вагон, ему не дали. Проверяющая буркнула что-то в рацию, двери закрылись, и поезд потащился в туннель. Полицейские отступили, Андрей остался на платформе. Его стал душить оглушительный ужас, и вдруг он забыл, как и почему здесь оказался, не мог понять, что написано на стене над рельсами – название станции. Не мог осознать, что происходит, почему он здесь, почему он здесь один. Почему в его руке Анин оранжевый шарфик, а самой ее рядом нет. Окружавший его свет почему-то собрался в одну красную точку посреди бескрайней черной пустоты, которая поглотила весь прежний мир – людей, предметы, время и даже само пространство – ничего не осталось. Реальность искажалась прямо на глазах – он понял, что остался один.

Прошел один состав. За ним другой, третий. В лавине пыльных запахов Андрей держался за соломинку с запахом детского шампуня «Кря-кря», которым пахли дочкины волосы. Приятный, выдуманный запах, «мультяшный», как она его называла. На пузырьке с шампунем были нарисованы утята. Ее голос так похож на мамин, и он безумно любил их – живую и мертвую. Он жил только ими, а сейчас терял обеих.

Рядом загудела уборочная машина. Словно огромная рыжая улитка, она выбралась из невидимой норы и поползла в дальний конец платформы, оставляя за собой влажный след и сопя. Затем вернулась, остановилась рядом с Андреем и затихла.

– Забрали… – спросил женский голос и, не дождавшись ответа, продолжил: – Кого?

Андрей поднял глаза на еще одно незнакомое лицо – серая пепельная кожа, бумажные сухие морщины и выразительный большой рот с выдающимися вперед жирными губами. В ее дрожащих глазах он разглядел понимание, жалость, даже сострадание, и отозвался этим неслышным словам, его душа отозвалась, но в горле Андрея загустел комок, он ответил не сразу:

– Дочь.

Женщина встала рядом, дотронулась до него и произнесла:

– Ты можешь ее вернуть… – она говорила как-то странно, будто рот ее был наполнен кашей.

Андрей молчал.

– Тяжело, но… – женщина сжала губы, – ты должен пройти с ними дальше, в туннель.

– Что? – вытянул шею Андрей. – Что я должен?

– Надо стать… – ее глаза сузились, – надо… как они.

У Андрея снова закружилась голова. Реальность снова показалась ему страшным сном, со своими странными, непонятными правилами.

– Одеться, что ли… как бомж? – спросил он.

– Нет, не совсем… у них не так… это… – уборщица подошла еще ближе, Андрей уставился на ее пятнистые губы, обжигавшие его лицо вонючим шепотом, – одного из них надо съесть.

За следующую неделю Андрей проделал долгий путь от неверия до одержимости. Желание найти Анечку стало для него Богом. Бог оказался злым и потребовал жертв.