Есть тела.

Все становится мною!

Куклы.

Заменители.

Джек никогда не просыпался так резко и настолько полно за один миг. Одна секунда во сне, а другая в совершенном пробуждении и тревоге и яростном сознании.

Вслушиваясь в свое обезумевшее сердце, он понимал, что сон по-настоящему не был сном, в привычном смысле слова, а… вторжением. Коммуникация. Контакт. Попытка разрушить и пересилить его волю, пока он спит.

Все становится мною!

Эти три слова были теперь не так загадочны, как казалось раньше, они были надменным утверждением превосходства и претензией на властвование. Он говорил с невидимым Дарителем во сне и с ненавистным существом, которое общалось через Тоби вчера на кладбище. В обоих случаях, просыпаясь и засыпая, Джек ощущал присутствие чего-то нечеловеческого, властного, враждебного и насильственного. Чего-то такого, что может погубить невинного без угрызений совести, но предпочитает подчинить и властвовать над ним.

Джека начала давить жирная тошнота. Он почувствовал холод и грязь внутри себя. Замаранным попыткой Дарителя захватить власть и поселиться в нем, хотя попытка была безуспешной.

Он знал точно, как никогда что-либо в своей жизни, что враг реален: не призрак, не демон, не просто параноидально-шизофреническая иллюзия взбудораженного мозга, но существо из плоти и крови. Без сомнения, из бесконечно чужой плоти. И крови, которую, вероятно, не признает таковой ни один врач. Но тем не менее из плоти и крови.

Не знал, что это было, откуда оно пришло или из чего оно родилось, знал только, что оно существует. И то, что оно было на ранчо Квотермесса.

Джек лежал на боку, Хитер не прижималась к нему, перевернулась за ночь.

Хрусталики снега тикали по окну, как прекрасно откалиброванные астрономические часы, высчитывающие сотые доли секунды. Ветер, который изматывал этот снег, издавал низкое жужжание. Джек почувствовал, что как будто слушает прежде молчащую и затаившуюся космическую машину, которая вертела вселенную по бесконечным кругам.

Рывком он отбросил одеяло, сел и встал.

Хитер не проснулась.

Ночь все еще правила, но слабый серый свет на востоке намекал на ожидающуюся коронацию нового дня.

Пытаясь побороть тошноту, Джек простоял в одном нижнем белье, пока его дрожь не стала сильнее дурноты. В спальне было тепло. Холод был внутренним. Тем не менее он пошел к шкафу, спокойно отворил дверцу, снял джинсы с вешалки, надел их, затем рубашку.

Когда он проснулся, то разрывающий его мозг ужас, вырвавший его из сна, ослаб, но он все еще нервничал, полный страха, и волновался за Тоби. Захотел проведать сына.