– Орешек, – обратилась она к Тоби, – что здесь происходит, что за игра?

– Никакой игры. Я увидел это во сне, и во сне пришел сюда, затем проснулся и уже был здесь, и начал говорить.

– Это для тебя что-то означает? – спросила она у Джека.

– Да. Кое-что.

– Что происходит, Джек?

– После.

– Я что-то упустила? О чем все это? – Когда он не ответил, она сказала: – Мне это не нравится.

– Мне тоже, – сказал Джек. – Но давай посмотрим, куда это приведет, сможем ли мы это побороть.

– Побороть что?

Пальцы мальчика деловито клевали по клавишам. Хотя ни слова не появилось на экране, казалось, что обнаружились новые цвета и картинки, и они развивались в ритме, с которым он печатал.

– Вчера, на телеэкране… Я спросила Тоби, что это, – сказала Хитер. – Он не знал. Но он сказал… что ему это нравится.

Тоби прекратил печатать.

Цвета исчезли, затем внезапно насытились и перетекли в совершенно новые картинки и пятна.

– Нет, – сказал мальчик.

– Что «нет»? – спросил Джек.

– Не тебе. Я говорю… этому, – и к экрану: – Нет. Уходи.

Волны кисло-зеленого. Бутоны кроваво-красного расцвели в редких точках на экране, обратились в черные и снова стали красными, затем увяли, испарились, остался вязкий желтый гной.

Бесконечно мутирующий калейдоскоп усыплял Джека, когда он глядел на него слишком долго, и он понимал, как это может целиком захватить незрелый мозг восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его.

Когда Тоби начал снова стучать по клавишам, цвета на экране пропали – затем они резко проявились снова, хотя уже в виде других пятен.

– Это язык, – тихо сказала Хитер.