– Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил.

– О Боже! – сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя.

Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные.

– Что такое? – спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова «впустить это» встряхнули его почти так же сильно, как и пули Энсона Оливера.

– Прошлой ночью, – сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, – во сне. – Может быть, его собственные руки похолодели. Или она почувствовала его дрожь. Но она сморгнула: – У тебя тоже был этот сон!

– Только что. Я проснулся от него.

– Дверь, – сказала она. – Оно хочет, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил это. Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится?

Хотел бы знать! Или, может быть, не хотел. Был более испуган этим, чем кем-то другим, с кем он имел дело как полицейский. Он убил Энсона Оливера, но не знал, сможет ли как-то достать этого врага, не знал, сможет ли вообще найти его или увидеть.

– Нет, – сказал Тоби экрану.

Фальстаф завыл и забился в угол, напряженный и настороженный.

– Нет. Нет!

Джек нагнулся к сыну.

– Тоби, прямо сейчас ты можешь слышать и это, и меня, обоих?

– Да.

– Ты не целиком под его влиянием?

– Только чуть-чуть.

– Ты… где-то между?

– Между, – подтвердил мальчик.

– Ты помнишь, вчера, на кладбище?

– Да.