– Как и я.

Это, конечно, так, но все равно неправильно!

– Иди уже, – устало произнес дроид.

– Стой. Она же тебя сожрет! Не сейчас, так потом. Не так, так…

– Этак, – подсказал Тод. – А там меня сожрете вы.

Он указательным пальцем поскреб штрих-код.

– Моя память линяла. Сбрасывала шкуру за шкурой, как ненормальная змея. И я точно не уверен, что нынешняя шкура – последняя. Я не знаю, что из этого и вправду было, а что мне просто вложили в голову. Да и наплевать. Если помню, значит было.

Глеб не понимал.

– Мне кажется, что ситуацию прояснят… стабилизируют…

– А я не хочу, чтобы что-то проясняли и стабилизировали. Хватит. Я сам решу, кто я и кем мне быть. Я нужен ей. Она нужна мне. Все более чем просто.

– И только?

– В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям Евы, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди, – процитировал Тод.

Оно еще и Библию читало.

– Она же еще… мелкая, – осторожно заметил Глеб, на всякий случай отступая.

– Вырастет. Очень быстро вырастет.

Глеба затошнило. Судорожно сглотнув кислую слюну, он сказал:

– Дети Евы не знают любви.

– Просто мама научить не удосужилась.

– Но твоя программа…

– Моя программа сдохла. А вот твоя жива и мешает думать, – Тод постучал по лбу пальцем. – Твои страхи. Твои обиды, твои кривые представления о морали. И ты вопишь, как младенец, или скорее как маразматичный старик, потому что младенец вырастет и поймет. А вам один путь – в могилу. Хотя, говорят, что у одного получилось воскреснуть. Да только программа у него прежней осталась. Ушло ваше время. И солнце выгорело. Так что, лети голубь почтовый. Маши крылышками и надейся, что Янус успеет раньше зверья.