Она глядела на него с выражением исступленного, тупого ожидания.

У пистолета было четыре тонких элегантных курка, плотно совмещенных, по одному на каждый ствол. Мысленно он отвел их все одним движением большого пальца (страх наводящий щелчок – КЛАКС), как крутой бандит в ковбойском фильме, готовящийся к короткой расправе в прериях. Каково же было удивление, когда под нажимом его большого пальца курки не взвелись. Обри опустил пистолет и взглянул на них. Курки были стянуты вместе потертым шнурком, примерзшим к одному месту. Взводить их надо было по одному. Стиснув зубы, он с силой взялся за первый. Почти целую нелепую минуту ничего не получалось. Он давил сильнее и сильнее, чувствуя, что драматический эффект его угрозы исчезает с каждой секундой.

Потом вдруг курок отскочил на место с подобающим механическим треском, брызнув частичками ржавчины. Рука Обри дрожала, от усилия по вмятине на ладони расплылся темный синяк. Он взялся за второй курок, что было сил надавил на него обоими большими пальцами. Очень напоминало попытку открыть очень упрямую, давно стоявшую банку солений или маринованных овощей. Потом вдруг он откинулся и замер в готовности палить. Обри выдохнул, вновь обретая что-то вроде уверенности, ухватился двумя большими пальцами за третий курок, готовый тащить его со всей мочи.

Только третий курок взвелся сразу же, отщелкнулся до того неожиданно, что Обри нажал на спуск, курок пришел в действие, и пистолет выстрелил, исторгнув жаркую вспышку света и застоялый кашель, словно выхлоп у очень старого автомобиля.

В лицо пахнуло серой, обожгло ноздри. Стволы уже не были нацелены на золотое блюдо, Обри держал их под углом к покатой поверхности этого гладкого серого шара. Пуля чиркнула по выпуклости и перерубила одну из тонких золотых проволочек. Поврежденная золотая линия принялась распылять что-то похожее на миллиард блестящих крапинок снега. Трещина в человеческий волос пробежала по сфере внизу, там, где ударила пуля.

Непрестанное низкое треньканье, казалось, сместилось, обрело раскатистую ноту напряжения.

Обри отскочил – от перемены звучания, от шипящей струи малюсеньких снежинок, от трещины на изгибе шара из не-стекла. Он глянул на пистолет и в ужасе отбросил его в сторону. Он знал: это действовал первый естественный порыв любого убийцы – избавиться от оружия. Пистолет отскочил от стекла, заскользил по склону и скрылся из виду во внезапно заклубившейся дымке.

Он оглянулся, ища свою небесную Хэрриет. Она ковыляла прочь и таяла на ходу вроде ведьмы в конце «Волшебника из Страны Оз». Она уходила в клубящийся дым, растворяясь в нем по бедра. Руки ее уже исчезли, так что она больше прежнего походила на греческую статую.