Обри указал на лицо в сфере.

– Что это? Это ты там? – обратился он с ней. – Это ты настоящая?

Уверенности, что она понимала, не было, и ему опять пришло на ум неграмотное перелистывание журнала, полного картинок. Но тут она покачала головой и обхватила себя руками.

Нет. Нет, он так не думал. Подумал вновь (в надежде быть, возможно, точнее), что чем бы ни было существо там, внизу, оно мертво. Она же (облако) скорее… что? Служба безопасности? Любимица?

Он немного подался вперед и положил руку на морщинистое перевернутое блюдо из золотой фольги.

С тем же успехом можно было сунуть палец в электрическую розетку, разряд был такой сильный, что у него зубы клацнули, сомкнувшись, и на мгновение все видимое было словно стерто заревом серебристого света, будто дюжина фотовспышек разом сверкнули ему в лицо. Только сотрясло его не электричество, а разряд одиночества в пять тысяч вольт, ощущение потребности до того острое, что способно убить.

Обри отдернул руку. Когда он проморгался после слепящего отблеска всех этих вспыхнувших ламп, его облачная Хэрриет смотрела на него с выражением, похожим на страх.

Левую руку Обри прижимал к груди. Ее будто иголками-булавками покалывало.

– Прошу извинить, – сказал он. – Мне так жаль тебя. Только нельзя тебе держать меня здесь. Ты меня убиваешь. Мне жаль, что ты одинока, но тебе придется отпустить меня. Мы… я… я не хочу больше быть с тобой.

Она взирала на него с полнейшим непониманием.

Его это не удивляло. Он чувствовал лишь что-то вроде усталого разочарования. Разумная и глубоко чувствующая форма жизни, сотворенная из тумана, явилась в этот мир, кто знает, сколько лет назад с единственной целью… скрывать и защищать голову в шаре. Чудовищное, молчаливое существо, что, возможно, даже не пережило путешествия.

Облако-сознание жило по одному закону: уберечь свой груз от обнаружения. Никакого движения вниз. И никакого позволения освободиться кому бы то ни было, кто мог бы угрожать тому существу внутри сферы, – отрубленной голове размером с дом. Живой туман держал воздухоплавателей (и, несомненно, пытался ублажать их), чтобы не оставаться в одиночестве. Он и к нему льнул по той же самой причине. Облако не понимало, что это временное облегчение его мучительного, бесконечного одиночества неизбежно приведет к тому, что расплачиваться за него придется Обри – единственной жизнью, что у него имелась.

Наверное, оно по-настоящему не понимает смерти. Может, считает, что прилетевшие на воздушном шаре все еще там, с ним, но только ведут себя очень спокойно и тихо, очень похоже на существо в сфере. Сколько вообще знает живое облако? Что оно может знать? У головы внутри сферы, несомненно, есть мозг размером с гараж на две машины. А вот думающий, чувствующий туман… это же всего лишь какая-то схема, запрятанная внутри небольшого золотого блюда. Обри понимал, что разум облака, содержащийся внутри небольшого золотого венца, давно ощущал свое одиночество.