Но та не ответила.

Она была одета в какие-то лохмотья, которые раньше могли быть джинсами и толстовкой. Лицо у нее было грязным, рыжие волосы - спутанными и сальными. Пахло от нее так, будто она не мылась уже несколько месяцев и ходила прямо под себя. И по темным пятнам в промежности я догадался, что у нее были месячные.

- Хватай ее, - сказал я Карлу.

Карлу нравилась эта фраза. Так он чувствовал себя неким спецназовцем. Он протянул свой дробовик Морсу и двинулся к девочке.

- У тебя есть имя, солнышко?

Та тупо посмотрела на него взглядом жвачного животного. Он стал спрашивать ее, есть ли другие выжившие, где они, и что она делает здесь одна. Но девочка просто продолжала смотреть. Она была либо умственной отсталой с рождения, либо спятившей, либо стала такой благодаря миру, бросившему ее посреди мертвого города.

Карл дал ей пощечину, чтобы привести в чувство.

- Говори, гребаная сучка, - рявкнул он.

Но девочка не издала ни звука. С таким же успехом он мог бы ударить оттаивающий на прилавке ростбиф... эта девочка была не лучше. Живой кусок мяса.

- Прекрати! - сказала Джени. - Это всего лишь ребенок! Не смей ее бить!

Карл снова замахнулся для удара, но я покачал головой, и он опустил руку. Пожав плечами, он схватил девочку за волосы и бросил на пол. Уперев колено ей в поясницу, он вытащил из рюкзака скотч и заклеил ей руки за спиной. Девочка не дралась. И не сопротивлялась. Закончив, Карл рывком поставил ее на ноги.

- Нэш? - обратился он. - Прошу разрешения поссать на эту девку, чтобы она хотя бы чуть лучше пахла.

Морс щелкнул фотоаппаратом.

- В просьбе отказано, - ответил я.

- Ладно, - сказал я. - Перерыв на пять минут.

- А я - за все десять, - сказал Техасец.

- Ага, мне нужно немного посидеть, - сказала Микки и упала в кабинку, постаравшись скрестить свои длинные бронзовые ноги так, чтобы я их видел.

И я увидел.

И Джени тоже это заметила.

Мы перекусили спагетти из сухпайков, свининой и бобами. Никто не завтракал, поэтому все были голодны. Я сидел, наблюдал за девочкой и курил, возможно, жалея себя и этот бездушный мир одновременно. Я смотрел на картину в целом и видел себя и моих людей, другие разрозненные группы, словно насекомые, ползающие по гниющему трупу какого-то мертвого зверя. Думаю, в целом, аналогия была правильная.