3.

Была глубокая ночь. Он проспал, наверное, часа три, откинувшись на спинку стула и открыв рот. Очки сползли на лоб. По карнизам стучала вода, иногда — примерно раз в несколько минут — ветки низкорослого вяза, растущего на газоне под окном, шуршали по стеклу костлявыми пальцами. Юра помассировал затёкшие ноги, принюхавшись, скривился: одежда пованивала болотцем. Поднявшись, выглянул в холл: пусто. Даже ночного портье нет. Должно быть, заполз в свою каморку и спит.

Карта таро стояла перед глазами. У них дома была колода, которую Алёна как-то купила из страсти коллекционировать всё подряд. Гадать на ней никто не пытался, но Юра, разглядывая вместе с женой рисунки на картах, запомнил их все. Повешенный вниз головой мужчина на карте из сна Юрия существенно отличался от повешенного из их колоды. Это был не мальчишка, который балансировал на ветке дерева, зацепившись одной ногой, с дурашливым и хитрым выражением на лице. В том сне на кусочке картона — помесь человека и животного. Совершенно голый, толстое брюхо отвисало уродливыми складками, а верёвки, которыми его привязали вниз головой к старому дубу, глубоко врезались в тело. Ноги похожи на свиные окорока, а руки, безвольно свисающие вниз, коротки даже для ребёнка. Лица не было, только пасть, окаймлённая рядами зубов.

Сон ещё не исчез из памяти, хотя детали уже начали стираться. Таково уж свойство снов. По крайней мере, историю Саши он запомнит — Юра в этом уверен. Он мог бы пересказать её от начала до конца. Приют, погибший ребёнок… насколько это может быть правдой, и в какой мере — игрой его взбудораженного дневными событиями воображения? Был ли этот разговор на самом деле? Вот и стул напротив отодвинут. Юра был уверен в одном: если он попытается расспросить Сашу днём, она ничего не скажет.

Мужчина вернулся за стол и присел, ожидая, пока прояснится голова. В памяти всплыл ещё один момент из ночной беседы. Он казался таким же реальным, как и остальные, но Юра так и не смог вспомнить, когда именно задал этот вопрос:

— Что ещё за великая глотка?

Они сидят друг напротив друга, изъяны в теле полной женщины ещё не стали для него столь очевидными. Юра только начал что-то подозревать.

— Я и сама точно не знаю, — пухлые плечи двинулись в пожатии. — Когда происходит что-то плохое, все только о ней и говорят. Мол, он (или она) послужил великой глотке, бездонной глотке. Сначала я думала, что они, как и я, любят поесть.

Глухой звук, будто Саша похлопала себя по животу. Юра не помнил: возможно, она действительно так сделала.

— Но потом я начала думать, что что-то не так. Что-то не вязалось. Это выражение употреблялось совершенно не к месту…