— Сыщик, — сказала Наташа без надрыва, несмотря на то, что там, где она стояла, было невероятно жарко. — Вы так и не навестили его перед тем, как начался весь этот хаос.

В голосе служительницы великой глотки Хорь расслышал некое недоумение, словно «весь этот хаос» произошёл сам собой и не имел к ней никакого отношения.

— Теперь уже поздно. Там всё в огне, и, наверное, он задохнулся от дыма. Паршивая смерть, но лучше такая, чем когда тебя вычерпывают изнутри, всё, до последней эмоции, не оставляя ни радости, ни горя… а вот и объявили посадку на мой самолёт. Прощайте, Юра! Я отбываю туда, где не нужно задумываться о смысле жизни.

Рухнуло ещё одно перекрытие. На секунду всё потонуло в вихре искр. Со стен падали трофеи. Кабанья голова пылала как огненный шар. Стол Петра Петровича напоминал символ-предупреждение, оставленное жестокими бандитами из мексиканского картеля.

Юра не стал ждать, пока снова можно будет разглядеть противоположную стену. Он повернулся и побежал. Двери распахивались, огонь заставлял резину на подошвах ботинок шипеть и плавиться. Один шнурок вспыхнул как раз в тот момент, когда Хорь достиг окна и разбил стекло локтем. Защищаясь от осколков рукавом, он перевалился через подоконник и рухнул в объятья прошитой снежными стежками ночи, сломав несколько стеблей какого-то хрупкого, похожего на камыш, растения.

2.

— Эй! — вернув себя в вертикальное положение, Хорь услышал знакомый голос. — Эй, сюда!

Со стороны парадного входа он увидел инвалидное кресло. Уродец сгорбился там, словно браконьер, который заблудился в лесу и развёл костёр, гадая, кто найдёт его раньше — волки или егеря? В выпуклых, как у совы, глазах плясало пламя. Голова на тонкой шее торчала из конуса одеял, в которые он завернулся, став при этом похожим на индейца.

— Откати меня подальше, — попросил он, когда Юра, хромая (падая, он ушиб колено), переступил через поваленный забор. — Вон туда, к озеру. Здесь становится жарковато.

— Как ты…

— Меня вынес Брадобрей. Я сказал ему: «Хороший мальчик! А теперь иди и посмотри, не жарко ли остальным». Он ушёл уже минут пять назад. Думаю, надежды нет. Бедный, бедный доверчивый Брадобрей! Он единственный, кого мне было хоть немного жаль. Не считая, конечно, твоей протеже. Она оказалась вполне сговорчивой девчонкой.

— Надежды нет, — сказал Юра. Прищурившись, он смотрел на «Зелёный ключ». Огонь полностью сожрал веранду и всё левое крыло. В правом танцы со звёздами были в самом разгаре. Что-то трещало и хлопало, окна кашляли пламенем. Учитель попытался уловить звуки, принадлежащие живым, и действительно их услышал: крики, в которых не осталось ничего человеческого. Больше они напоминали свист выходящего из замкнутого помещения горячего воздуха. Словно на плите бурлил чайник. Этот родной, почти домашний звук вызвал в нём бурю эмоций, среди которых не было ни намёка на сочувствие.