– Далия, – произнес я, закончив слушать запись, – расскажи мне все, что знаешь, о том, кто сделал эти записи. Почему он не подписывает работы?

– А что тебя удивляет? – изменившимся настороженным голосом отозвалась она из другого конца галереи. – В наше время анонимность в моде. Кто закорючкой отметится, кто кусок жвачки прилепит в углу картины. А есть и такие, что вообще не подписываются. Какая тебе разница, как его зовут? И какая разница мне?

– Возможно, я уговорю его продать мне эти записи. Тогда мне не придется бегать к тебе каждый день.

– Значит, меня ты хочешь вычеркнуть из уравнения? – Далия заговорила прежним голосом. – Я его агент, так что все, что он захочет продать, ты купишь только через меня.

– Не понимаю, чего это ты так расстраиваешься, – сказал я, вставая с пола. – Нужен тебе процент – я его дам. Все, о чем прошу, – устроить мне встречу с этим артистом.

Далия села на стул рядом с занавешенным дверным проемом, отделяющим одну часть галереи от другой, накинула изумрудную шаль и выдала:

– Даже если бы я и хотела что-то устроить, не смогла бы. Понятия не имею, как его зовут. Несколько дней назад он подошел ко мне на улице, пока я ждала такси до дома.

– Как он выглядел? – рискнул уточнить я.

– Было уже очень поздно, а я выпила, – ответила Далия несколько уклончиво.

– Он был молодой, старый?

– Пожилой мужчина. Не очень высокий, с густыми седыми волосами, как у профессора. Он сказал, что хочет выставить работы в моей галерее. Я ему и объяснила, на каких условиях это все обычно делается – как могла, повторю, я перебрала в тот вечер. Он согласился и удалился. А это не лучший район города для прогулок в одиночку. На следующий день пришла посылка с магнитофоном и кассетой. И с кое-какими инструкциями. Он хотел, чтобы я каждый раз уничтожала запись перед уходом из галереи в конце дня. Новая кассета будет приходить мне на следующий день – отныне и впредь. И да, обратный адрес там указан не был.

– И ты стерла кассету о доме с верандой?

– Конечно, да! – раздраженно (и одновременно настойчиво) бросила Далия. – Какое, скажи, мне дело до работ какого-то чокнутого? Кто я такая, чтобы переживать, как он строит свою карьеру? Кроме того, он гарантировал, что я подзаработаю денег на этой сделке – и ведь не соврал! Целых семьдесят пять долларов!

– Так почему бы тебе не продать мне этот монолог о заброшенной фабрике? Я ведь никому тебя не выдам.

Помолчав, Далия ответила:

– Он сказал, что если я не буду стирать записи каждый день, он узнает об этом и что-то сделает. Предпримет меры. Я забыла, что он конкретно говорил, – я напилась в тот вечер вдрызг.