Она едва помнила большинство недавних снов после пробуждения, от них сохранялись только остаточные страхи, прекращавшие тревожить Эмбер, когда она сознательно смотрела в лицо их очевидной нелепости при свете дня. От некоторых кошмаров она до сих пор кричала и плакала во сне, но таких было все меньше и меньше. Шок от сюрреалистических сцен ослабевал по мере того, как время оставалось за кормой жизни, которую она направила по новому курсу, по мере того, как все большие расстояния отделяли ее от того места.

Минувшей ночью сон был другим. Он обладал такими свойствами, каких у сна быть не должно: запахами, температурой, звуками и голосами, слишком громкими, чтобы происходить из путаницы в бессознательном мозге.

Она была в своем доме, Эмбер была в этом уверена, но он трансформировался в иное здание, то, в котором она тоже когда-то видела сны, точно такие же яркие; а еще она пережила там события, которые были невозможны, как говорили ей врачи, терапевты и психологи – терпеливо, спокойными голосами, в столь многих умиротворяющих комнатах.

Сон пришел слишком легко, словно призванный самим фактом того, что она думала о доме и мертвых девушках, позволила своему сердцу коснуться их.

«Что я сделала?»

Эмбер следила за часами на микроволновке. Как только полностью рассветет, она выйдет на улицу и… сделает что-нибудь… поедет. Поедет куда угодно. Может, навестит ближайший город или морской берег, сходит в аквариум, в зоопарк, прокатится на паровозе, прогуляется по пляжу, выпьет кремового чая [9], потому что быть одной в новом доме ей больше не хочется.

Желание уйти из дома разозлило ее.

«Уже?»

Ей казалось, что сельский дом ее обманул, как будто он заново научил ее получать удовольствие, но использовал обещание счастья как приманку.

Решив принять душ и переодеться, она замерла у подножия лестницы и посмотрела наверх, на гладкие стены и перила из розового дерева. Ее желудок сжался вокруг кофе и остатков рома. Шея и плечи напряглись. Она опасалась подниматься по этим ступеням и заходить вглубь своего прекрасного дома. Наверху, в кабинете, хранились реликвии, которые заставят ее видеть ужасные сны, снова и снова, в том месте, где она хотела жить мирно.

«Это никогда не закончится, потому что ты ему не позволишь.

Сожги все нахрен!»

Прижав к щекам широко растопыренные пальцы, Эмбер закрыла глаза. Прошло не меньше года с тех пор, как она чувствовала себя вот так; с тех пор, как ей было так плохо. Она почти забыла, насколько ей может быть плохо.

Ты што, думала, што сможешь просто уйти, детка? Што мы тебя не найдем, ага? Да ты смеешься, девочка.