Умирая, Линдон настолько возненавидел ее, что ярость полностью затмила страх. Он снова назвал ее шлюхой, хотя его лицо уже исказилось почти до неузнаваемости.

А потом он начал разделяться.

Разрыв пошел по переносице, а потом вверх, по лбу, и вниз, рассек губы и подбородок, потом шею и грудь. За несколько секунд рубашка окрасилась в красный, темный костюм почернел еще больше, а из-под манжет и штанин хлынула кровь. Кожа слетела с рук Линдона, как перчатки с хирурга, а два кольца багровой ткани свесились по обе стороны от освежеванного лица, словно уши слона.

Его брань прекратилась.

Он умер от шока десять секунд назад, хотя Жаклин по-прежнему мстительно работала над ним, стягивая кожу с тела, разбрасывая обрывки по комнате, пока наконец он не встал перед ней в своем красном костюме, красной рубашке и сияющих красных ботинках, от него шел пар, и, по мнению Жаклин, теперь Линдон чуть больше напоминал чувствительного и деликатного человека. Довольная произведенная эффектом, она отпустила его. Он бесшумно лег в лужу крови и заснул навсегда.

«Боже, – подумала она, размеренно и спокойно спускаясь по лестнице на выход, – вот это уже было умышленное убийство».

Она так и не увидела сообщений о гибели Линдона в газетах и ничего в выпусках новостей. Судя по всему, он умер, как жил, в стороне от взглядов общества.

Но Жаклин знала, что уже пришли в движение колеса, чьи ступицы были такими огромными, что ничтожные индивидуумы, вроде нее, их просто не видели. Что они сделают и как изменят ее жизнь, она могла только гадать. Тем не менее, она убила Линдона не со зла или от неприязни, пусть отчасти это так и было. Нет, она хотела всколыхнуть их, своих врагов, натравить на свой след. Пусть они раскроют карты: пусть выставят напоказ свое презрение, свой ужас. Жаклин, казалось, всю жизнь прошла, пытаясь понять, как же она на самом деле, но свою натуру могла определить лишь по отблескам в чужих глазах. Теперь она хотела покончить с этим. Пришла пора разобраться с ее преследователями.

Несомненно, все, кто ее видел, сначала Петтифер, потом Васси, придут за ней, и она навсегда закроет им глаза: заставит забыть о себе. И только тогда, когда все свидетели будут уничтожены, она станет свободной.

Разумеется, Петтифер придет за ней не лично. Он легко найдет подходящих исполнителей, людей без совести или жалости, но с таким нюхом, что они могут посрамить и гончую.

Они уже расставили капкан, пусть Жаклин пока не видела его челюстей. Признаки западни были повсюду. Вот неожиданно взлетела стайка птиц за забором, в окне мелькнул странный отсвет, раздавались шаги, свистки, краем глаза Жаклин постоянно видела, как какие-то мужчины в черных костюмах читали газеты неподалеку. Шли недели, но они не подходили ближе, впрочем, и не исчезали. Они ждали, как кошки на деревьях, их хвосты подергивались, а глаза неподвижно застыли.