Но ты лжешь сам себе, когда думаешь, что мир безобиден, когда веришь в так называемую стабильность, ведь на самом деле она лишь коллективная иллюзия.

Когда Жаклин ушла, все иллюзии отпали, и ложь, по которой я с такой тщательностью жил, стала болезненно явной.

Мир не маленький, когда есть только одно лицо, на которое ты можешь взглянуть без раздражения, и оно затерялось где-то в водовороте. Мир не маленький, когда те несколько жизненно важных воспоминаний о твоей любви могут исчезнуть под весом тысяч разных событий, которые поджидают тебя каждый день, как дети, что тянут за подол, требуя безоговорочного внимания.

Я стал изгоем.

Я часто ловил себя на том (вот уж подходящая фраза), что сплю в крохотных номерах каких-то жалких отелей, пью больше, чем ем, и пишу ее имя, как самый настоящий сумасшедший, снова и снова и снова. На стенах, на подушке, на собственной ладони. Я даже процарапал там кожу ручкой, и в рану попали чернила, пошло заражение. Отметина от него все еще на месте, я смотрю на нее прямо сейчас. «Жаклин». Жаклин.

Но однажды я увидел ее, совершенно случайно. Звучит мелодраматично, но тогда я подумал, что сейчас умру. Я так часто представлял ее себе, так настроился вновь увидеть, что когда это случилось, почувствовал, как ослабели конечности, и меня вырвало прямо посреди улицы. Не самое классическое воссоединение. Любовник увидел возлюбленную, и его вытошнило прямо себе на рубашку. Но с другой стороны ничего, что произошло между мной и Жаклин, не было нормальным. Или естественным.