Джонатан, разумеется, возликовал, едва стало понятно, что этого места даже на карте нет. Казалось, он тут же почувствовал, что у него есть оправдание. Вина за то, что мы оказались здесь, лежала теперь не на нем, а на картографах. И он не намеревался нести ответственность за то, что нас выбросило на берег, раз эта насыпь нигде не была отмечена. Покаянное выражение, которое появилось на его лице с первой минуты нашей внеплановой стоянки, сменилось самодовольством.

– Ведь нельзя же увернуться от места, которого не существует? – воскликнул он. – Нельзя же?

– Мог бы воспользоваться глазами, раз Господь их дал тебе, – бросил в ответ Рэй, но обоснованная критика ничуть не смутила Джонатана.

– Все произошло так внезапно, Рэймонд, – сказал он. – В смысле, в таком тумане у меня и шанса не было. Прежде чем я разобрал, что к чему, нас уже вышвырнуло на берег.

Внезапно – это уж точно. Я готовила на камбузе завтрак, который стал моей обязанностью, поскольку ни Анжела, ни Джонатан не проявляли к этому делу никакого энтузиазма, когда корпус «Эммануэль» заскрежетал по гальке, а затем она, содрогаясь, пропахала днищем каменистый берег. На мгновение воцарилась тишина, а затем поднялся крик. Я выбралась наружу и увидела Джонатана, который стоял на палубе, смущенно улыбался и всплескивал руками, подчеркивая тем свою невиновность.

– Прежде чем ты спросишь, – сказал он, – я не знаю, как это случилось. Минуту назад мы просто шли по течению, и вот…

– Ох, твою же мать! – из каюты, натягивая джинсы, выполз Рэй, который выглядел прескверно после ночи, проведенной в койке с Анжелой. Я имела сомнительное счастье слушать ее стоны – Анжела определенно умела изнурить мужчину.

– Прежде чем ты спросишь… – начал Джонатан, но Рэй заткнул ему рот отборными ругательствами.

Пока на палубе бушевала перепалка, я предпочла удалиться на камбуз. Мне доставляло немалое удовольствие слышать, как Джонатан матерится. Я даже надеялась, что Рэй потеряет хладнокровие и разобьет его великолепный орлиный нос.

Камбуз превратился в помойку. Завтрак разлетелся по всему полу. Там я его и оставила – яичные желтки, ветчину и французские тосты, застывшие в лужах пролитого жира. Раз Джонатан виноват, пусть сам и разбирается. Я налила себе стакан грейпфрутового сока, подождала, пока утихнут взаимные обвинения, и снова поднялась на палубу.

С рассвета прошло всего два часа, и солнце по-прежнему пряталось в тумане, скрывшем остров от глаз Джонатана. Если сегодняшний день окажется таким же, как вся эта неделя, то к полудню палуба настолько раскалится, что босиком на нее не ступишь, а сейчас, пока густая мгла еще не рассеялся, я замерзла в своем бикини. Когда плаваешь между островами, не так уж и важно, что на тебе надето. Некому смотреть. А загар я получила лучший за всю свою жизнь. Но этим утром озноб погнал меня вниз за свитером. Пусть ветра и не было, с моря тянуло холодом. «Там ведь еще ночь, – подумала я. – Всего в нескольких ярдах от берега. Бескрайняя ночь».