– А разве там растут полынь или клевер?

– Хватит пытать человека, душенька! – вмешался Комаровский. – Пусть будет Америка! Сейчас вот воз-вернем крепость Росс под власть Российской короны! Да еще успеем домой к ужину. А, каково?!

Пересмеиваясь, они наконец спустились к реке. Прозрачная, кристально-чистая вода резво бежала по белому песку и гладким пестрым камням. На глаз глубина нигде не превышала одного-полутора аршин. Комаровский опустился на колени, зачерпнул полную пригоршню и жадно выпил ее, а следующую вылил себе за шиворот.

– Вкусная, – просипел он. – Но холодная.

Остальные тоже напились – все, кроме Егорыча. Приказчик только крестился да бормотал молитвы. Сорокин попробовал уговорить его освежиться, но быстро понял, что успеха не добьется. Когда несколько минут спустя было решено перебираться, старика пришлось загонять в воду силой. В остальном переправа обошлась без проблем. Держа над головами винтовки и сумку, они вереницей пересекли реку и, разумеется, изрядно при этом вымокли, но жара стояла такая, что никому и в голову не пришло жаловаться.

На другом берегу, выливая из сапог воду, Комаров-ский указал назад, туда, где ветер трепал над склоном красный платок:

– Гляньте, эк его полощет. Точно из виду не упустим.

– Не сорвало бы.

– Не сорвет. Мертвым узлом завязан. – Он повернулся к жене, улыбнулся приторно. – А если и сорвет, голубушка, не извольте переживать. Я вам новый непременно куплю.

Комаровская отмахнулась. Она кусала губы, глаза ее горели охотничьим азартом – не женщина, а гончая, взявшая след. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, она едва дождалась, когда же муж закончит приводить себя в порядок, и сразу поспешила к опушке леса с ружьем наперевес. Но, не дойдя до первых деревьев всего десятка шагов, вдруг застыла как вкопанная, вскинула винтовку.

– Mais quoi, ma cherie? – обеспокоенно воскликнул Комаровский. В три прыжка он оказался рядом с супругой, еще через мгновение подоспел Сорокин. Ни слова не говоря, Комаровская указала стволом на темное пятно неправильной формы, виднеющееся в просвете между соснами. Оно словно бы парило в воздухе на высоте около двух саженей.

Приглядевшись, Сорокин облегченно выдохнул:

– Это же просто мешок.

И оказался прав. К самой нижней ветви одной из сосен был подвешен большой мешок из выцветшего, поросшего плесенью полотна.

Он держался на насквозь проржавевшей цепи, перехваченный ею у горловины, и был наполнен чем-то массивным, но не слишком тяжелым. На одном боку мешка, поверх плесени, виднелись пятна засохшего птичьего помета, к другому прилипла сосновая ветка, а верхнюю часть, у горловины, сплошняком покрывала пожелтевшая хвоя. Он болтался здесь уже давно.