– У тебя же есть желание, я знаю, – не услышал меня Валера. – Заветное. Самое заветное! Самое-самое! Представь!
– Мое желание – чтоб ты сдох! – повторил я.
Тогда они стали ломать дверь. Дверь затрещала под ударами. Долго она, конечно, не продержится, дверь старая, крепкая, но против Столетова сможет выстоять разве что дверь банковского хранилища. Я попробовал сдвинуть в подкрепление к железному шкафу ещё кровать, но оказалось, что она привинчена к полу. Тумбочка. Тумбочка слишком лёгкая, не поможет.
– Он любит исполнять заветные желания, – продолжал между тем рассказывать Валера. – Это весело, ты увидишь, у людей такие смешные заветные желания… Но тут всё зависит от вкуса…
Он замолчал, то ли захлебнулся, то ли опять смеялся, забулькал, а отбулькавшись, продолжил:
– От вкуса того, кто ступает на… Обернись, Марс!
Но в этот раз я на это не повёлся.
Зря.
В голове у меня взорвалось. Что-то. Сразу повело в сторону. И темнота.
Очнулся я от боли в плече. Я открыл глаза и увидел, что левое моё запястье приковано к ножке кровати блестящим наручником. Сам я лежал на полу на спине, рука была неудобно вывернута. Перед глазами гудели серебряные звёздочки.
Светки в палате не было. Надо мной стоял Валерик с топориком.
– Зря ты мне не поверил, – сказал он. – Я почти никогда не вру. Иногда притворяюсь, но это так, для души.
Он подкинул топор, поймал, ухмыльнулся.
– Да не переживай ты, – подмигнул Валерик. – Он любит тех, кто не рыпается. Кто сам вроде как согласен. Такие повкусней. От таких он получает…
Валерик задумался.
– Моральное удовлетворение, – сформулировал он. – Да, именно так.
Я попытался пнуть его в колено, но гад ловко отпрыгнул в сторону, оскалился и поднял топор. Но я знал, что не ударит.
– Живи, Марсик, – Валерик опустил топор. – Мучайся. Не смог сберечь сестру. Весь в отца.
Я заорал и дёрнулся уже по-хорошему. Наручник впился мне в запястье и едва не порвал сухожилие, кожа задралась, и рука тут же заболела.
– Не расстраивайся, – вздохнул Валерик. – Всё равно ничего нельзя поделать. Так уж повелось, судьба.