Он читал, что пьяные люди, попав в экстремальную ситуацию, резко трезвеют, но с ним подобного не случилось. Чувствуя себя очень пьяным, он подполз к окну. Смотреть не хотелось, но он посмотрел.
Оно уже хваталось лапами за подоконник Олиной кухни, на границе электрического света. Длинный хвост нетерпеливо стучал о здание.
Верзин слабо подумал, что надо бежать к женщинам, но ноги не двигались. Упавшая сигарета тлела на штанине. Не ощущая боли, он автоматически смахнул ее. Окурок угодил в коробку с конфетти и новогодними игрушками.
Сквозь застилающие взгляд слезы Верзин видел, как тень подтянулась, взобралась на подоконник и хлынула в свет, в распахнутое окно, на кухню.
За тенью втянулся ее хвост, а следом раздался истошный крик Лены.
У Верзина хватило сил, чтобы дотянуться до дверной ручки и запереть балкон изнутри. Он знал, что дверь не станет преградой для гостя, но это единственное, что он мог сделать.
Опустошенный, он сел в углу. Откуда-то взявшийся едкий дым царапал глаза. Верзин воткнул в рот сигарету и прикурил с пятой спички. За стеной перестали кричать.
Верзин затянулся, прикрыл глаза. Мир под веками ходил ходуном, но он чудовищным усилием заставил маятник остановиться. Он увидел речной пляж и две лежащие на нем фигурки.
Девочка спала, мальчик гладил ее медовые волосы и шептал что-то на ухо. Верзин прислушался, чтобы услышать что.
В подвале
В подвале
…В соседском доме пожилые супруги отпаивали Фросю и Лизу горячим чаем на кухне. Темную деревенскую улицу освещали огни машин скорой помощи, полиции и пожарной. В открытую форточку навевало запах гари, по дому бродили люди в форме.
Дочь посмотрела на Фросю полными слез глазами. Спросила дрожащим от испуга голосом:
– Дядя Леша хотел нам сделать плохо, как папа?
Сил врать родному ребенку у нее не было.
– Даже хуже, милая. Думаю, даже хуже. Но я никому и никогда больше не дам тебя в обиду.
Жена соседа заохала. Фрося подсунула ей кружку с остатками чая:
– А чего-нибудь покрепче у вас не найдется?..
– Конечно-конечно!
Женщина нырнула за дверь – туда, где шуршали голоса в рациях и гремели сапогами полицейские. Фрося повернулась к дочери.