— И у вас хватает духу говорить мне, чтобы я сбавил тон, — сказал отец Бригем, — после того, как вы все утро драли горло и рассказывали верующим, что я служу вавилонской блуднице?
Краска тут же залила обычно бледные щеки преподобного Роуза и даже почти совсем облысевший череп. Он
Сжав кулаки, отец Бригем шагнул за двери своего храма.
— Если хотите обсудить это на свежем воздухе, мой друг, — сказал он, — попросите ваш скромный гестаповский конвой постоять в сторонке, и мы побеседуем так, как вы только пожелаете.
Его преподобие Роуз, который был на три дюйма выше отца Бригема — но фунтов на двадцать легче, — криво усмехнувшись, сделал шаг назад.
— Я не стану, гхм, пачкать руки, — сказал он. Одним из сопровождавших его дьяконов оказался Дон Хемпхилл. Он был не только выше, но и потяжелее католического священника.
— Я готов обсудить это с вами, если пожелаете, — заявил он. — И я с удовольствием подмету дорожку вашей папистской отвислой задницей.
Двое других дьяконов, знавших, что Дон вполне способен на это, быстро увели его, но... После этого поднялась большая шумиха.
До нынешнего октября война в основном ограничивалось словесными ристалищами — анекдотами про различные национальности и непристойными шутками на мужских и дамских сборищах обеих церквей, потасовками ребятишек, чьи родители принадлежали к разным конфессиям, на школьном дворе — и главным образом риторическими ракетами, летящими от амвона к амвону по воскресеньям — этим дням примирения, в которые, как учит нас история, начиналось большинство войн. Время от времени случались и неприятные инциденты — бросались яйца в Пэриш-холле во время танцев баптистской молодежи, а однажды в окно комнаты пасторского домика влетел булыжник, — но в основном это была словесная баталия.
Как и у всех войн, у этой были свои жаркие денечки и временные затишья, но настоящая, постоянно растущая злоба в обоих станах началась с того дня, когда Дочери Изабеллы объявили о своих планах устроить Ночь Казино. А к тому моменту, когда преподобный Роуз получил небезызвестную открытку «Баптистской крысе», пожалуй, было уже поздно пытаться избежать конфронтации; исключительная грубость послания лишний раз свидетельствовала о том, что, когда стычка произойдет, будет жарко. Костер был разложен; кому-то оставалось лишь поднести спичку и раздуть пожар.