Через несколько секунд после этого наш пленник застыл, все его суставы затвердели в неподвижности, мускулы напряглись. Глаза широко распахнулись. Губы раздвинулись, обнажив в гримасе зубы. Все это встревожило меня и подтвердило мои сомнения относительно действия пентотала на гоблинов.

Тем не менее я наклонился вперед, глядя прямо в глаза врага – они словно смотрели сквозь меня, – и попытался допросить его.

– Ты меня слышишь?

Шипение, которое, должно быть, обозначало «да».

– Как тебя зовут?

Гоблин, не моргая, поглядел на меня и неохотно издал булькающий звук сквозь сжатые зубы.

– Как тебя зовут? – повторил я.

На этот раз его язык зашевелился, рот чуть приоткрылся, и из него вырвался бессмысленный набор звуков.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Снова бессмысленные звуки.

– Как тебя зовут?

И снова он издал лишь странный звук, но до меня дошло, что это тот же самый ответ, который он дал на предыдущий вопрос, – не бессмысленные звуки, а многосложное слово. Я почувствовал, что это и есть его имя, но не то имя, под которым он был известен в мире обычных людей, а то, под которым его знали в тайном мире его рода.

– Как твое человеческое имя? – спросил я.

– Том Таркенсон, – ответил он.

– Где ты живешь?

– На Восьмой авеню.

– В Йонтсдауне?

– Да.

Это средство не действовало на них как успокаивающее, не сдерживало их, как нас. Но пентотал погружал его в это неподвижное, гипнотическое состояние и, судя по всему, побуждал отвечать правдиво, причем куда более эффективно, чем людей. Гипнотическая пелена заволокла глаза гоблина. Человек бы на его месте уснул и отвечал бы на вопросы, задаваемые ему, вяло и бессвязно, если бы вообще отвечал.

– Где ты работаешь, Том Таркенсон?