Елагин мог только смотреть. Он не понимал, что видит. Сознание отказывалось воспринимать все происходящее кругом. Понимал он лишь то, что без фотографий ему точно никто не поверит. Да и с фотографиями, пожалуй, тоже…

– Еще один выполз, – прозвучало неподалеку. Голос был человеческий, но какой-то жестяной, будто тот, кто произнес эти слова, говорил в пустую консервную банку.

– Грузим, – бесстрастно откликнулся второй похожий голос.

Позади стояли двое темноликих людей: теперь, вблизи, было ясно видно, что их зернистые лица явно отлиты из какого-то темного металла. Впрочем, их рты двигались, а руки, приподнявшие Елагина за плечи, были очень горячими, просто обжигающими.

– Стойте! – орал Елагин, пока его тащили к загрузочному жерлу печи. – Вы не имеете права! Я государственный инспектор! Приехал сюда с проверкой! Меня будут искать! Это уголовное преступление! Позовите сюда вашего директора!

Двое с железными лицами молча переглянулись и потащили Елагина куда-то в другую сторону. Его ноги волочились по скрипучим решеткам настила, потом по металлическим ступеням. Одна нога болела, едва сгибалась в колене, была явно вывихнута или сломана. Не убежать.

Перед тем как швырнуть в какую-то каморку, его обыскали.

– Ингалятор оставьте, – сказал Елагин. – И удостоверение.

Последнее у него, впрочем, забрали. Почти на полчаса его оставили запертым в душной тьме. Наверху что-то надсадно гудело, пол дрожал от работы гигантских заводских механизмов вокруг. На некоторое время Елагин впал в мутное полузабытье; чувство реальности сдалось окончательно.

– …может, его все-таки на переплавку?

Елагин открыл глаза. В дверном проеме на фоне синевато мерцающих паров стоял директор, еще какие-то виденные днем работники заводской администрации и железноликие люди.

– Не спешите, – ответил директор. – Вот скажите-ка, вы видели когда-нибудь чиновника, готового рисковать жизнью ради народа? Работающего ради идеи? Небывальщина, верно? А ведь он перед вами. Если пустим на переплавку, только испортим первоклассное изделие. Да, он не нашей породы, но дело свое делает на совесть. Вон, даже ночью сюда пошел. Редкая птица в своей среде.

– Он слишком много видел.

– Да кто ему поверит? – резонно возразил директор.

– Что здесь происходит? – с трудом спросил Елагин.

– Переплавка бракованных изделий. Тунеядцев, алкоголиков, бездельников и прочих. Всех, кто не желает работать на совесть, несмотря на то, что вполне способен. Изгоняем все дурное, слабое, порченое, переплавляем личность. Нашему заводу нужно много хороших рабочих. Очень много. Объем производства растет.