– Я позвонила Дмитрию Николаевичу в Рим и сообщила ему о Вашем выздоровлении, – тараторила она, подготавливая какой-то мутный раствор. – Вы не представляете, насколько Дмитрий Николаевич был ошарашен услышанным. Он даже дважды переспросил меня, не путаю ли я что-нибудь. Хотя уже никто не верил в Ваше возвращение, кроме него. Да и он, похоже, уже начал сомневаться. Таких случаев в медицинской практике единицы. Максим Аркадьевич, я принесла Вам очень легкий куриный бульон. Вы совершенно обессилены. Вам необходимо кушать, но, возможно, Вам будет больно сначала глотать пищу. Но, ничего, привыкнете, – Щебетунья просунула в рот Максима трубочку от системы, немного отвернула клапан и нажала на подушечку. В рот Максима поступила пища, вкус которой он уже успел забыть. Максим сглотнул бульон, и горло ответило непривычной болью.

– Ничего, ничего, – успокоила Щебетунья, – с каждым разом будет все легче. – И правда, второй глоток дался Максиму гораздо проще.

Вечером того же дня Максим уже смог полностью открыть глаза и даже шевелить конечностями, которые ему показались чужими. Четыре дохлые нити на костях едва имели сходство с некогда мускулистым, хорошо развитым телом Максима.

– Ничего, ничего, – тараторила Щебетунья, и Максиму становилось легче от ее присутствия, хотя он понимал, что ее слова лишь слова утешения.

– Когда… приедет… Дима? – выдавил из себя первые слова Максим, почувствовав, что горло стало более-менее эластичным.

– Обещал завтра. Господи! Первый раз слышу Ваш голос! Я ведь шесть лет почти, как нянька с Вами. Вы мне уже как дитя родное!

– Как… Вас… – Максим закашлялся, перетрудив голосовые связки, простоявшие года без работы.

– Меня Катя зовут. У меня мама сербка, а отец русский. Он меня так и назвал. Все время говорил, что меня зовут, как императрицу Екатерину Великую. Максим Павлович, Вы, пожалуйста, не разговаривайте: слабы Вы еще. Хорошо, если Вам удастся уснуть. А я рядом буду. Если что понадобится, утка, например, так я рядом.

Максим согласно закрыл усталые глаза. «Господи, приснилось мне все, что ли?» – подумал он, засыпая.

Утром Екатерина, кормя Максима из чайной ложечки, не нарадовалась своему подопечному.

– Максим Аркадьевич, ну, видите, сегодня совершенно другое дело. Вы и руками уже себе помогаете и на подушку поднялись. Да и взгляд у Вас сегодня живой такой, осмысленный.

Максим, и вправду, наутро почувствовал прилив сил и даже попытался встать, но все, что у него получилось, это поднять повыше свое тело, вид которого по-прежнему вызывал у него чувство сожаления. Дверь палаты без стука распахнулась настежь, и в нее шумною толпой ввалились Дима, Даша, Стас и Петр.