– А говорил, что грамоты нашей не разумеет, – заметил Ёган.

– Все он разумеет, – продолжал Сыч, – написал он, значит, бумагу и послал своего холопа с ней.

– И куда холоп пошел? Знаешь? – спросил солдат.

– Вот и я так подумал, куда холоп с ней пойдет, и подумал, что господину коннетаблю будет интересно, взял да и пошел за ним. А холоп-то пошел к замку.

– К нашему? – зачем-то спросил Волков, как будто там были еще замки.

– К вашему, экселенц, к вашему. Только не в сам замок, туда бы его не пустили, стемнело уже. А пошел он к башне, к самой большой.

– К донжону.

– Ну да, в той башне окно одно светилось, холоп стал свистеть и свистел, пока из окна не выглянула баба.

– Ты ее разглядел?

– Да куда там, темень же кругом, я по голосу понял, что баба. А потом эта баба из ворот вышла, стражники ее выпустили ночью.

– Ты разглядел ее? – не отставал солдат.

– Экселенц, темно было, луна чуть светила, да мало видно было, приметил только, что она ростом с холопа трактирщика, а тот не махонький.

– Так то была эта кобыла Франческа, – догадался Ёган.

– Так вот, баба потом пошла в замок, а холоп не уходит, ждет. И я жду.

– Хитер ты, Сыч, – восхитился Ёган.

Сыч не без гордости согласился, кивнув. И продолжил:

– Подождали мы с ним малость, и эта баба вышла опять, потолковали они с ней, и холоп пошел обратно. Я за ним. Холоп пришел в трактир и из рукава достает бумагу. Отдает трактирщику. Трактирщик ее читает и садится писать ответ. Трактирщик, значит, бумагу пишет, а я гляжу: калека-то в трактире сидит, ждет. Трактирщик бумагу дописал и убогому ее отдал.

– А ты глянул, куда он пошел? – спросил Волков.

– Хотел было, да куда там, пока я к двери шел, он как растаял. Словно не было его. Хотя я в темноте хорошо вижу.

– Ёган, а много в Рютте убогих? – поинтересовался солдат.