– Коннетабль вернулся! – Чуть помолчал и заорал еще громче: – Наш коннетабль вернулся!

Волков хмуро глянул на него: чего, мол, орешь? А мальчишка, бросив дрова, подошел к нему и стоял, улыбаясь, а из донжона уже выходили стражники. Сержант подбежал к Волкову и обнял, словно родственника. Будто и не было между ними ссор, словно не был с ним груб Волков. Вышли и егерь, и конюх, и повариха – все подходили к нему, откровенно радостные.

– Я за вашими лошадками присматривал, с ними все в порядке, все здоровы, – докладывал конюх.

И прачка, и дворник, и доярка, и сапожник – все, кто был в замке, вышли во двор. А кухарка, которая, как думал солдат, его побаивалась, даже погладила рукой по щеке, чего солдат никак не ожидал, и произнесла:

– Матерь Божья, заступница наша, как вы похудели. Ох-ох, господи, я вам сейчас свинины пожарю с луком, а бобы уже готовы. И пива вам свежего налью.

Никогда в жизни ничего подобного с ним не случалось. Его награждали и одаривали перед строем, его хвалили, ставили в пример, присваивали звания, но вот такого общего признания он никогда не добивался.

– Ну хватит вам, что вы… – растерянно говорил Волков, а сам краем глаза искал наверху, на стене ее. А она смотрела на него из окна. И в ее взгляде не было ничего доброго, все те же спесь и высокомерие, да еще чуть-чуть раздражения – видимо, не нравилось прекрасной Хедвиге, что чернь так радуется его приезду. Она что-то сказала служанке, и они отошли от окна.

И тут появился барон:

– Отойдите от коннетабля, расступитесь, какого дьявола собрались, идите работать, бездельники.

Он подошел к солдату и обнял крепко, по-мужски.

– Рад вас видеть, Фолькоф, никому давно не радовался так, как вам, – проговорил барон. И уже добавил ворчливо, для и не думавшей расходиться дворни: – Ну чего вы, что, вам заняться нечем, бездельники? Расходитесь.

От такого приема Волков забыл про боль в ноге, тем более что если ногой особо не шевелить, то она почти не напоминала о себе.

– Пойдемте, Яро, выпьем за ваше выздоровление, – не отпускал его из объятий барон.

Солдат сделал шаг, и… лицо его перекосило от боли. Он подсел, выпрямился, замер, пережидая приступ, стоял и дышал через нос, сжав кулаки и сдвинув брови. Он бы пережил и эту боль, и хромоту, но вот чего он не мог пережить, так это что все вокруг видели его слабость.

– Расходитесь, чертовы дети, – уже не по-доброму заорал барон, – у вас что, дел нет?

А сержант подхватил Волкова под левую руку и стал помогать. Лучше бы он этого не делал – со стороны, наверное, это выглядело ужасно, и солдат, скорее всего, был жалок.