– А чем убог-то он был? – спросил Ёган у Сыча.

– Доходяга, кожа да кости, сам пег, годков за тридцать, бороденка как у козла, крив на правый бок, хром на правую ногу. Ходит – качается, – четко описал убогого Сыч.

– Так то наш сапожник, – сразу догадался Ёган. – Его так и кличут – кривой Стефан.

– Сапожник, значит, – задумчиво произнес солдат. И помолчав, добавил: – Думаешь, письмо было от этого скомороха ла Реньи?

– От скомороха не от скомороха, к чему нам гадать, мы, чай, не цыгане, – отвечал Сыч, – возьмем колченогого да спросим, от кого письмецо-то было.

– Молодец ты, Сыч, – сказал солдат.

– Для вас, экселенц, стараюсь, – отвечал ловкий мужичок, заметно заискивая и с просящими нотками в голосе.

– Чего? – спросил Волков. – Деньги нужны?

– Нужны, экселенц, поиздержался я, – промямлил Сыч.

– Я ж тебе давал, и немало, пропил, что ли?

– Нет, экселенц, я к вину равнодушный.

– А что, кости?

– И играть я не люблю.

– Да не мог ты столько денег прожрать. – И тут солдат догадался: – На баб спустил все?

– Да не то чтобы на баб… На одну… Тут появилась в трактире одна бабенка. Молодая. Вся такая… аж голова от нее кругом, похлеще, чем от вина.

– И ты, дурак, все деньги на нее спустил? Я ж вроде тебе полталера давал, ты все потратил?

– Уж больно она много берет, – виновато ответил Сыч.

– Так брал бы кого попроще.

– Да шваль мне без интереса, – объяснял Сыч.

– Я твоих девок оплачивать не буду, – произнес солдат зло, – Ёган, дай дураку двадцать крейцеров.