– Упорствуешь, паскуда?! – Сыч два раза ударил калеку. – Сейчас железом жечь буду! Говори, что за яд!

– Буз… Буз… – всхлипывал Стефан.

– Бузина, – догадался Сыч.

– Да-а-а! – заорал калека. – Вываренная, ядреная. Он просил, денег сулил, говорил, что ему нужно.

– Кто, Соллон? – спросил солдат.

– Да, – рыдал Стефан. – Я не знал, что для вас.

– Значит, деньги сулил? Сколько? – вел допрос Сыч.

– Д-двадцать крейцеров.

– Ого, большие деньги. А дальше?

– Я принес ему.

– Дальше говори.

– А он говорит, сходи к трактирщику, купи доброй еды и доброго вина. Я сходил.

– Дальше рассказывай, – не отставал от него Сыч.

– А он говорит «неси в замок, отдай Михелю, пусть отнесет в покои коннетабля». А я ж не знал, что еда отравлена.

Сыч бросил кочергу в жаровню, подошел к Волкову и тихо сказал:

– Врет он. Знал, что еда отравлена, только не сознается никогда. А вот мальчишка не знал, поэтому вина и выпил или чего поел.

Волков еще раз подумал, что Фриц Ламме свое дело знает. Если бы не он, то солдат задавал бы вопросы про письма, а про отравление так, наверное, никогда бы и не узнал.

– Ладненько, ладненько, – продолжал Сыч, – а когда ты, мил человек, видел Соллона последний раз?

– Вчера. Да нет, позавчера уже, – говорил Стефан, заметно успокаиваясь. – Еду ему носил.

– И куда же носил?