Волков и сержант, оба не донесли кубки до губ. Остановились, замерев в изумлении, и солдат произнес:

– Карл, не спешите, мы здесь не одни, вы говорите в присутствии свидетеля. Вы уверены, что хотите это сказать? Может, вы шутите?

– Какие, к дьяволу, шутки, Фолькоф, и я, и баронесса мечтаем выдать мою дочь замуж. Вот только кроме вас с этой дикой кошкой никто не справится. Как только вы получите рыцарское достоинство, я сам отволоку Хедвигу к алтарю, как бы она ни царапалась, как бы ни бранилась…

– Тогда мне нужно срочно выздоравливать, – сказал Волков, – потому что для жизни с прекрасной Хедвигой сил и мужества потребуется побольше, чем для поединка с Кранклем.

– Все это понимают, и я, и баронесса, и чтобы скрасить вашу жизнь с моей дочерью, я дам вам в приданое…

– Осторожнее, Карл, здесь свидетель, – с улыбкой попытался прервать барона солдат.

– И пусть, – продолжил барона, вставая, – я дам вам в приданое за дочерью Малую Рютте и все леса, луга и поля вокруг. Выпьем, господа.

И они с бароном выпили, а сержант не пил, сидел с кубком в руке и открытым ртом. Таращился то на солдата, то на барона.

– Сержант, рот-то можно закрыть, – сказал Волков, ставя кубок на стол.

И они с бароном засмеялись.

Когда к вечеру Волков вышел во дор, там его уже поджидал Ёган, и, видимо, давно ждал.

– Господин, так мне вещи-то собирать? – спросил он.

– Какие вещи? – не понимал солдат.

– Да как какие! Ваши! Мы поедем отсюда? Если поедем поутру, так вещи нужно уже сейчас собирать.

– А куда ты собрался?

– Да то не я собрался. То вы собирались.

– Угомонись, не едем мы никуда.

– Значит, завтра не едем?

– Мы вообще, может, никуда не поедем, – загадочно улыбаясь, ответил солдат, поглядывая на окна донжона, что уже светились в сгущающихся сумерках.

– Ей-богу, вас никогда не поймешь, то едем, то не едем, – пробубнил негромко слуга.