– Держаться надо от них подальше – вот что я скажу. Ведьмы – они бабы очень паскудные, а наши так особенно.

– Ты что, многих ведьм видел? – спросил Волков.

– А мне многих и не надо, нашей достаточно. Потому что вот как оно бывает… – собрался что-то рассказать Ёган.

– Иди-ка коней седлай, – велел Волков и вздохнул.

– Ну так что? Поп будет? – спросил сержант.

– Я вам вместо попа, – ответил солдат.

Они отправились без попа. Коннетабль, сержант, Сыч, Ёган и три стражника. Волков ехал в телеге, лежал на соломе, глядел в серое небо. И только он единственный был среди них спокоен. Только он не боялся ведьмы. Да, может, и его конь, что шел в поводу за телегой.

А ведьма знала, где выбрать себе место для хижины. Жила она в тихом уголке. Ни птицы здесь не орали, ни жабы не голосили. В первый раз солдат не обратил внимания на эту тишину, тогда его интересовали развалины замка. А теперь он, приподнявшись на локти, осматривался, приглядывался. И наконец начал понимать, почему даже старые воины, такие как сержант, не любили эти места, а может, и побаивались ведьму.

Хижина старухи стояла между вонючим болотом, в которое превратилось заброшенное кладбище, и черным старым гнилым лесом. Влажно тут было и муторно. Все прело вокруг. Пахло гнилью. Дышать было тяжко. Они подъехали к самой хижине, Ёган и Сыч помогли солдату вылезти из телеги. Волков, видя нерешительность на лицах своих людей, только криво усмехнулся и первым шагнул в дом старухи. За ним шли Сыч с мешком в руках, сержант и Ёган. Остальные остались с лошадьми.

Ведьма сидела на корточках у очага, что был посереди хижины, что-то пекла на углях, тут же желтыми пальцами расковыривала и жрала это. А еще что-то мерзкое держала на палке над углями. Увидев Волкова, она вздрогнула и вскочила.

– Что, старая, испугалась? – спросил солдат, подходя к ней. – Видать, не ждала, а говорят, ведьмы – ведуньи, наперед все знают.

Старуха не то засмеялась, не то закудахтала, ощерилась и зашепелявила:

– А-а, коршун-ворон прилетел. Живехонек, здоровехонек. Не берет его ни бабье оружие, ни стрелы мужей добрых. Жив коршун-ворон, снова пьет кровь слабых. Огнем жжет хилых.

– Да заткнись ты, не боюсь я твоей болтовни, – ответил солдат, разглядывая ее.

А старуха не затыкалась, буравила его своим глазом и шепелявила дальше:

– А кожа у него железная, а холопы его дерзки да проворны. Все выглядывают, все вынюхивают.

– Бабье оружие – это ты про яд говорила, которым ты меня отравить хотела?

– Не ведано мне ничего про яды, – снова оскалилась ведьма.

– Сынок твой яд у тебя купил. Сказал, что для управляющего, а сам этим ядом меня хотел травить.