Я пытаюсь присоединиться к молящимся и произношу слова молитв, которых никогда не слышала, пою вместе с ними псалмы, которых никогда не знала. Подражая другим, я опускаюсь на колени, встаю и снова сажусь, а после окончания службы вместе со всеми выхожу из церкви под ослепительно яркие лучи солнца.

Я все еще надеюсь перехватить Сета и медлю, остановившись у церковного крыльца, но Бетт хватает меня за руку и тащит в тихий уголок кладбищенского двора таким решительным шагом, что я даже спотыкаюсь.

– Как хорошо, что ты привела меня сюда! – говорю я. – Я ведь понятия не имела, как это будет…

– Тихо, девочка, – останавливает она меня. – Что за представление ты тут устроила? Встала и бормочешь себе под нос невесть что, да еще с таким видом, словно никогда в жизни порога церкви не переступала! – И она, наклонившись к самому моему уху, шепчет: – Сейчас только и разговоров, что о Сэме Финче.

И мое счастливое настроение словно растворяется в теплом летнем воздухе, а меня под жгучим августовским солнцем вдруг охватывает могильный холод.

– Тебе известно, что с ним? – спрашивает Бетт, но смотрит не на меня, а на толпу, собравшуюся в начале деревенской улицы. Я оборачиваюсь и тоже смотрю туда. Но к нам никто и не думает приближаться.

– Нет, мне о нем ничего не известно, – говорю я.

– Но ты ведь знаешь, что на него всякие хвори да неприятности обрушились, он и сейчас от дизентерии страдает.

– Ну да, я слышала, что…

– И уж тебе-то наверняка известно, что целых три раза люди видели, как от его дома твой братец убегает. – Голос Бетт все больше походит на какое-то приглушенное шипение. Я вижу, что у нее за спиной на ветке сидит воробей и весело чирикает, и больше всего мне хочется, чтобы его пение совсем заглушило этот свистящий шепот.

А Бетт вдруг умолкает и, подбоченившись, внимательно вглядывается в мое лицо. Она тяжело дышит, и грудь ее то резко вздымается, то опадает.

– Сара?

– Мне ничего об этом не известно, – повторяю я, а перед глазами у меня стоит рассыпавшаяся на кусочки глиняная куколка Сэма Финча. И я вспоминаю бесконечные загадочные отлучки Джона. Я не сомневаюсь: это его я видела тогда в деревне. Я сглатываю застрявший в горле горький комок, но вкус его тут же возвращается снова.

Бетт тяжело вздыхает и, сложив губы гузкой, поднимает лицо к небесам.

– Говорят, он умирает, – говорит она.

– Мне очень жаль.

– Ты должна остановить свою мать или братца, коли они какое новое злодеяние затеяли. Ты же сама видишь, как у нас тут все переменилось. Если Сэм Финч умрет, снова соберется толпа, и уж тогда люди точно накажут тех, кого сочтут виновным в его смерти. Я уже столько всяких разговоров слышала! Люди говорят, что надо бы снова взять факелы да пойти в чумную деревню и ваш дом окружить. Я даже Натаниэля просила людей успокоить, и он пробовал, не раз пробовал, да только что может он один против всех. А знаешь, кого они после этого станут искать? Тебя. Люди уже начали спрашивать, почему это ты больше в деревню не приходишь милостыню просить. Ни одна, ни с сестренкой. Понимаешь, чем это пахнет?