И в тот же день она показала мне ту мою
* * *
Когда мама и Энни, вконец измученные, затихают и начинают ровно и сонно дышать, я потихоньку встаю, выбираюсь из дома и выхожу в ночь, залитую лунным светом. Во мне с новой силой вспыхивают прежние ярость и страх, и я начинаю рыть для Джона могилу. Я копаю, копаю, копаю, и рычание того пса в глубине моей души придает сил моему бедному телу, заставляет меня поскорее справиться со своей тяжкой обязанностью. Сегодня я даже благодарна этому неведомому существу, вызванному из самых темных уголков моего сознания, ибо оно не только помогает мне, но и выполняет мои приказы. Теперь я его, пожалуй, уже совсем приручила. Теперь оно покорно моей воле. Но я продолжаю копать. И меня не останавливает ни боль в усталых руках, ни волдыри на стертых до крови ладонях.
Место упокоения у Джона будет неглубокое и ничем не отмеченное. Он заслуживает большего. Но ничего, пусть спит здесь, зато, когда я, наконец, укладываю его в эту земляную постель, на небе как раз вспыхивает первый солнечный луч.
Я накрываю брата одеялом из земли, падаю на его свежую могилу и орошаю ее слезами.
Тьма сгущается
Тьма сгущается
Молоко чуть не выплеснулось на землю, когда Дэниел, с полным ведром направляясь к дому, столкнулся с Гэбриелом. Тот только присвистнул и со смехом спросил:
– Что, Дэниел, на свое законное место вернулся? Конечно, женская работа как раз по тебе. Ни одна ведьма с ней так хорошо не справится, не говоря уж о той маленькой шлюхе.
Эти злобные слова были как удар вилами в грудь, но Дэниел даже останавливаться не стал. С момента убийства Уолша прошло два дня, и все это время Гэбриел пребывал в отличном настроении. Смеялся, рассказывал всякие небылицы, в основном связанные с женщинами и бывшие, скорее всего, плодом его фантазий, хлопал Дэниела по спине. Было, правда, в его веселости нечто странное, а лихорадочный блеск глаз и нервное подергивание рук выдавали совсем иные чувства.
О священнике никто не говорил. Как и о Саре. Пока что. Иногда Дэниелу казалось, что она тоже умерла и все его чувства тоже умерли вместе с нею. Их пылкая любовь, та чудесная жизнь, о которой они мечтали, – все это представлялось ему чем-то вымышленным, несбыточным, волшебным сном, который она создала с помощью своих чар, в который заставила его поверить.
Когда она сперва тщетно попыталась защитить своего брата от разъяренных жителей деревни, а потом спустила с поводка свою ярость, каждому стало ясно, что под личиной доярки скрывалась, конечно же, та самая молодая ведьма из семейки Хейворт. Это и отец сразу понял, и теперь Дэниел ожидал от него любого наказания – вплоть до изгнания из дома, – ведь это именно он привел к ним Сару. Но отец о ней почему-то даже не вспоминал. Впрочем, и сама Сара держалась на расстоянии, что было хорошо, потому что Гэбриел все еще пылал жаждой мщения, а у отца вряд ли хватило бы сострадания, чтобы встать на ее защиту. А еще Дэниелу казалось, что Сара, собравшись с силами, непременно обрушит свой гнев на тех, кто зверски убил ее брата, и это будет страшное наказание.