Стас дотянулся до прикроватной тумбочки, взял смартфон, выключил будильник. Алена посапывала во сне, лицом к стене. Утро прокралось в спальню с молочным жидким светом. Небо затянули облака. Похороны в час дня, может, развиднеется к тому времени.

Пока он умывался и брился, Алена встала, сварила кофе, сделала бутерброды с колбасой и сыром.

Аппетита не было, но Стас, не чувствуя вкуса съел один бутерброд и выпил кружку кофе.

– Я за вами заеду в половине первого, – сказал Стас жене, выходя из кухни.

– Может не стоит Сашку с собой тащить? Пусть с подругами поиграет, лето же.

Алена прислонилась к стене, сложила руки на груди. Жена смотрела на него глазами, серыми, как небо за окном, зрачки казались стальными. На припухшем со сна лице – легкое презрение. Или ему только кажется?

– Мы это уже обсуждали, Ален.

– Тебе хочется облизать пару жирных задниц, чтобы получить место мертвеца и наплевать, как это может повлиять на дочь. Главное – доказать, что ты все еще мужик, хоть жена в дом несет бабки, а у тебя даже хрен не стоит. – Она усмехнулась, между бледных губ сверкнули ровные белые зубы.

В такие минуты она напоминала его сестру Зою. В такие минуты ему хотелось взять молоток и бить Алену по лицу, пока она не перестанет кричать.

Алена напоминала ему о том, что главный добытчик в семье она, только когда была по-настоящему зла. В глазах металлический блеск, не зрачки, а шляпки гвоздей. Злится на то, что было ночью. Вернее, на то, чего не было? Или чувствует, что вызывает у него отвращение? Они вместе уже пятнадцать лет, десять в браке. За это время изучили друг друга слишком хорошо. Алена прекрасно знала, что каждое напоминание о его нищенской зарплате заканчивалось скандалом. Вот уже несколько лет он за гроши работал в городской администрации. В кабинете с табличкой «Отдел муниципального имущества», располагавшемся в цокольном этаже, здания, похожего на мавзолей диктатора из антиутопии, где око Большого Брата никогда не затягивает тонкое мембранное веко. Под началом милого старичка, с чьим уходом на пенсию Стас связывал смутные надежды на повышение. Проблема была в том, что старичок-начальник на пенсию не спешил, так и умер на рабочем месте.

Жена налила себе кофе. Спокойно, будто и не вонзила только что шпильку. Зерновой «Carte Noire» – кофе, который Стас не мог купить на свою зарплату, а она могла.

«Потомственная ведьма, решающая проблемы семьи и брака», – гласили объявления, развешанные по городу. «Приворот, снятие порчи, вызов духов», – обещала реклама по телевизору.

В первые месяцы, когда они только познакомились, Стас шутил, что Алена его околдовала. Включал песню «Ведьма и осел», и они танцевали, хохоча как ненормальные. Воткнутые в дверные косяки ножи, перевернутые вверх помелом веники, связки душистых трав на кухне, блюдечко с молоком на подоконнике для домового, – милые странности, за которые он любил Алену лишь сильнее, были частью их семейной жизни, как игра «Бери и помни». Когда Алена жарила курицу, они съедали мясо, затем разламывали пополам вилочковую косточку от куриной грудки, одновременно произнося: «Бери и помни». А потом старались друг друга подловить. Если один давал другому какой-нибудь предмет, то нужно было отвечать: «Беру и помню». Если берущий забывал про фразу, то дающий говорил ему: «Бери и помни». Выигрывал тот, кому удавалось три раза поймать на забывчивости партнера. Играли на желание, если выигрывал Стас, то исполняла Алена его желания в спальне. Тогда у него не было проблем с потенцией, а воздух не пах тленом. Сашка была ее выигрышем.