– У меня клиент, половины первого еще нет. – Деловой холодный голос. – Перезвоню, когда освобожусь.

Кровь прилила к вискам.

– Слушай, ты, сука! Мать умерла, она сейчас дохлая из окна смотрит. На хрен твоих клиентов! Приезжай, я сказал!

В ответ тишина. Стас подумал, что Алена отключилась, но она ответила:

– Сейчас вызову такси и приеду.

Стас осмотрелся. В спальне будто прошел ураган. Обои сорваны со стен и валяются на полу, на бетоне борозды от ногтей в потеках засохшей крови. Сорванное с потолка натяжное полотно свернулось в углу вонючей кучей. Борозды от ногтей остались и на потолке. Стаса снова замутило.

На стене, почти в полуметре от плинтуса, чернели нацарапанные детской рукой буквы: «СТАСИК». Это он сделал надпись перочинным ножом во время ремонта, до того как поклеили обои. Вокруг надписи горели багровые следы поцелуев.

В глазах потемнело от вспыхнувшего в мозгу видения. Мать мажет губы помадой, а затем, стоя на коленях, целует его имя.

Стас будто провалился в пахнущую мертвыми лилиями черноту. Очнулся уже на улице. Бабки накинулись на него с расспросами, пытались узнать, что случилось, а он стоял и не мог понять, как здесь очутился и что происходит. Такие провалы стали случаться с ним после дня рождения Алены. Иногда он вечером ложился спать, а просыпался на улице, стоя в одних трусах на детской площадке. На работе возвращался в кабинет, а оказывался в парке в нескольких километрах от здания администрации. Последний раз его накрыло перед тем, как у начальника случился инфаркт. Вот, старик кричит, что не даром его имя рифмуется с «пидарас», размахивая перед лицом исчерканным письмом в Правительство области. А через секунду Стас стоит в коридоре, а в кабинете суетятся врачи скорой помощи.

Придя в себя, он позвонил в полицию, похоронное бюро, отцу, последним набрал номер Зои. Когда он отключился, оставив сестру захлебываться слезами, подъехало такси. Алена вышла из машины, быстро подошла к нему и встала в нескольких шагах. Стас обнял жену, вцепился в напряженное твердое тело, как в спасательный круг. Ему не терпелось рассказать ей, что последними словами, сказанными матери, были: «Люби меня, старая сука!» Словами, брошенными сгоряча, когда мать убеждала его дать сестре денег на покупку машины.

* * *

– Пап, а бабушке там не темно? – Сашка задумчиво посмотрела на гроб на дне могилы.

Комья земли падали на крышку с глухим стуком. Зоя рыдала, прислонившись к стволу березы, росшей неподалеку. К ней жались двое сыновей.

Не успел Стас ответить, как Сашка спросила:

– Пап, а ты мне в гробик положишь фонарик и спички, чтобы страшно не было?