– Все равно меня тоже скоро выселят, – сказала старушка скорбным голосом.

– Тебя? Почему?

– Самолеты стали ниже летать, – ответила вполголоса, оглянувшись по сторонам. Заметив недоумение на лице дочери, пояснила: – Наш дом высокий и им мешает. Значит, будут сносить, – на глазах у нее выступили слезы. – Я почему к тебе и приехала – посмотреть, будет ли где приютиться.

* * *

– Палыч, приветствую. – Голос Онуфриенко звучал встревоженно. – У нас выбивают людей… Погибла Людмила. Да-да, астролог из Украины… Чудесная женщина… Автомобильная авария… Лобовое столкновение… Вместе с мужем… Да, трое детей… Незадолго до этого была у меня в Москве… Одну ситуацию я отвел. Помнишь, месяц назад? Думал, уже все… Надо искать замену…

* * *

Короткий зимний день приближался к концу. Мелкая снежная крупа сыпалась на лобовое стекло ее машины, еле продвигавшейся в привычном заторе на Новом Арбате. По резервной полосе, угрожающе покрякивая и моргая синими проблестковыми маячками, в ту и другую сторону проскакивали, по неведомым правилам уступая друг другу дорогу, черные иномарки государственных мужей, политкумиров, руководителей силовых структур и недоступно-таинственных олигархов. По радио привычно балаболил известный диджей, смаковавший интимные подробности из жизни поп-, теле-, кино-, радио-, спорт-«звезд» и других завсегдатаев светских тусовок. Рекламные щиты и растяжки над дорогой призывали к шопингу, звали в рестораны отмечать день святого Валентина и на просмотры фильмов с названиями, обещавшими «экшен», кровь и чудеса компьютерной графики… Сумрачный город посредников завершал свой бизнес-день…

– «Ищите же прежде Царствие Божие и правды Его, и все это приложится вам», так сказано в Новом Завете! – услышала Александра, когда, войдя в помещение «Артефакта», приостановилась у зеркала поправить волосы. Из приоткрытой двери курительной комнаты рядом с мужским туалетом доносились возбужденные голоса, что означало: артефактовская жизнь бурлит.

Александра увидела трех мужчин, выходящих из курилки. Один был сухощавый и жилистый, в казацкой форме с красными лампасами, пышными усами и «мелеховским» чубом, другой – худенький, с жидкой бородкой и аскетичным лицом, одетый в черную рясу, третьим же оказался Пал Палыч. Поставив портфель на пол, он столь старательно протирал очки, что даже не разглядел старую знакомую.

– Палыч, ты мне, конечно, люб, – казак ухватил собеседника за лацкан пиджака, – потому как нутром чую, человек ты хороший. Но говоришь иногда так, – казак поморщился, – что мать родная не поймет! Потому скажу тебе по-простому: чтоб подняться в атаку, нужен личный пример с однозначным смыслом: «Делай, как я!» – рубанул он воздух рукой, демонстрируя генетические навыки. – Вот такого поступка и не хватает нашей нынешней власти. Она вроде как призывает народ словами «делай, как мы», но беспременно прибавляет слово «говорим» вместо слова «делаем». И при этом же предлагает нам не париться, почему именно так надобно делать. А народу… народу хочется знать и понять, почему именно так, а не иначе, и почему сами они, когда дело доходит лично до них, действуют вначале из своего личного жлобского интереса, а только потом – из народного. А люди не живут, а выживают! – Он горестно махнул рукой. – И не говори мне только, батюшка, – обратился он к священнику, – что «Бог терпел и нам велел». Человек для радости в этот мир приходит, а не для терпения. Потому народ хочет знать, почему, если человек по совести живет, не лжет, не крадет, не убивает, честно вкалывает, этой радости у него гораздо меньше, чем у тех, кто все наоборот делает?