– Почему? – удивился Томас Генри. – Ты ретроград, мы живем в бесклассовом обществе, или скоро будем жить, а ему важно только Лицо. Ни до чего остального ему нет дела.

– Да ну, чушь, – сказал я. – Он законченный идеалист. То, что Мэри была так же прекрасна душой, как и лицом, не просто слепое везение. Это его Лицо – лицо леди. Кроме того, возможно, лицо той официантки на самом деле не соответствует его идеалу. Это всего лишь твое впечатление.

– Что ж, – сказал он, – сходи и взгляни сам.

Мне совсем не улыбалось куда-то тащиться и, кроме того, не хотелось терять день на поездку в Рестборн и обратно только затем, чтобы выпить чаю. Что за сумасбродная идея! Я был ровесником Эдварда, под сорок, и делать что-то против воли становилось для меня все сложнее. Самодисциплина хороша для молодежи, но для людей в расцвете лет это не более чем помеха в их и так уже заезженном жизненном механизме. И все же, во имя моей давней дружбы с Эдвардом, я решил съездить в Рестборн и разведать, что там за официантка.

Я увидел ее, едва войдя в «Кафе Ку-ку», и сразу понял, что имел в виду Томас Генри. Я покружил по залу, высматривая столик, который она обслуживает, но, к моему везению, она сама подошла ко мне и усадила за столик. Я скрупулезно ее изучал, пока она стояла в ожидании заказа. Да – сходство было разительным, вплоть до высоких румяных скул, хотя этот румянец, скорее всего, достигался косметикой: Мэри так густо не красилась. Голос у официантки тоже казался искусственным, в нем слышался явный избыток учтивости с претензией на элегантность, но ведь Эдвард не рисовал голоса. Я снова позвал ее, чтобы попросить джем. Руки, принесшие заказ, были без обручального кольца и крупнее, чем у Мэри, и к тому же не столь изящны, но ведь Эдвард рисовал не руки. Но какая она по натуре? Похожа ли на Мэри? Как это узнать? Она мало разговаривала с другими посетителями, и они также не проявляли к ней особого внимания. Как же мне было не по себе! Я не мог просто уйти, ничего ей не сказав, – мне требовался какой-то предлог. Но в таких делах я безнадежен: мне недоставало нужного настроя, тем более напора. Нельзя откладывать до последнего, когда надо будет просить счет. Рискуя показаться назойливым, я должен был заказать что-то еще. Но что, если стол ломился от еды, к которой я так и не притронулся? Моя затея опротивела мне еще больше. Мне не терпелось покончить с этим малоприятным делом. По натуре я неразговорчив, а уж разговаривать с официанткой мне хотелось меньше всего на свете. Однако это был мой долг – но только не ценой обжорства. Я быстро вылил всю горячую воду в заварочный чайник и поймал ее взгляд.