— С Дэмьеном все в порядке?
- Да.
— Ты уверена?
- Да.
Он внимательно посмотрел на Катерину.
— Если что-нибудь было не так... ты бы рассказала мне, правда? Я хочу сказать... насчет Дэмьена.
— Дэмьена? Что может случиться с Дэмьеном, Джереми? Что может случиться с нашим сыном? Мы ведь так счастливы!
Катерина слегка улыбнулась, но выражение ее лица оставалось грустным.
— Я хочу сказать, что двери нашего дома открыты только для добра. Темные тучи обходят наш дом стороной.
— Но что же все-таки случил ось? —тихо спросил Торн.
Катерина опустила голову.
— Мне кажется...—ответила она, пытаясь совладать с голосом,—...что мне надо обратиться к врачу.—В глазах ее застыло отчаяние.—У меня... страхи. Причем такие страхи, которых у нормального человека просто не может быть.
— Кэти,—прошептал Торн.—...Какие страхи?
— Если я тебе расскажу, ты меня запрячешь подальше.
— Нет,—убедительно ответил он.—Нет... я люблю тебя.
— Тогда помоги мне,—взмолилась она.—Найди врача. По щеке поползла слеза, и Торн взял ее за руки.
— Конечно,—сказал он.—Конечно.
И тут Катерина разрыдалась. То, что произошло днем, осталось камнем лежать на ее сердце.
Психиатра в Англии найти было не так просто, как в Америке, но тем не менее Торну удалось разыскать такого, которому можно было доверять. Он был американец, правда, моложе, чем хотелось бы Торну, но с хорошими рекомендациями и огромным опытом. Его звали Чарльз Гриер. Он учился в Принстоне и работал интерном в Беллеву. Особенно ценно было то, что он некоторое время жил в Джорджтауне и лечил нескольких сенаторских жен.
— Обычная проблема жен политических деятелей — это алкоголизм,—сказал Гриер, когда Торн расположился у него в кабинете.—Я думаю, это происходит от чувства одиночества. Чувства собственной неполноценности. Из-за ощущения, что они не представляют цельной личности.