– Существует договор, – твердо сказал Кузьмич. – Его заключили задолго до моего рождения и рождения моих дедов. Мы прячемся, и змеи нас не трогают. А те немногие, кто рассказывали о Матери чужакам… – Кузьмич перекрестился.
– Чушь! – выпалила Лиля.
– Он тоже так считал. – Кузьмич ткнул артритным пальцем в портрет молодого парня, позирующего у берез. – Крестник мой, Валик. Отслужил и перебрался в Комсомольск-на-Амуре. Два года там прожил. Письма писал, слал посылки. Рассказал жене о наших… заблуждениях языческих. Ради хохмы. Она на поминках вспомнила этот разговор… – Старик покачал головой, осуждая. – Врачи сказали, его укусила змея. В городе, в ванне, на шестом этаже!
«Соглашайся с ним, – шепнул внутренний голос, – он малахольный, не спорь, соглашайся, только сама не верь!»
Поведение гадюк, безусловно, имело рациональное объяснение. Революционное научное рациональное объяснение.
«Повторяй это снова и снова».
– Ладно, – сказала Лиля, – говорить о змеях нельзя. Но как-то по-другому? Отослать нас куда-нибудь? Да хотя бы в погреб заманить и запереть?
Старик невесело хохотнул, заставив собеседницу вздрогнуть.
– Лучше тогда в «Московскую правду» письмо про Гажьий день написать! Вы! – он нацелил на Лилю палец. – Вы-то Матери и нужны!
– Мы?
– Вас как дудочкой манит сюда аккурат к Гажьему дню! В шестидесятом – туристы. В сороковом – археологи. В двадцатом – заблудившиеся республиканцы. И раньше, раньше, раньше! – старик хрипло каркал и яростно жестикулировал. – И баба! Баба среди вас всегда есть, голубушка! Чтоб, стало быть, Мать заново родилась! На двадцать годков – а тайга не сдюжит без Матери!
Бессвязный бред старика был грубо прерван на полуслове. В дверь избы постучали. Кузьмич побледнел.
– Тише, – шикнул он. – Тише сиди.
Лиля смотрела то на безумца, то в сени.
– Сынок ейный пожаловал…
– Дедушка… – Лиля поднялась со стула. – Вдруг это спасатели?
– Да! Как же, – старик захихикал мерзко. – Змееносец это. Думает, мы дураки.
– Хозяин! – крикнули снаружи, и радость заполнила сердце Лили. Она узнала голос Черникова. Живой!
– Вася! – Лиля кинулась в сени, но жесткие мозолистые пальцы сомкнулись вокруг плеча.
– Идиотка! – зашипел Кузьмич. – Нас обоих погубишь!