Теперь он знал, как звали эту некрасивую и странную, страшную почти, женщину. Люсинда Григорьевна. Возможно, когда-то она смеялась и шутила, играла с детьми и внучками, – если верить письму, то мама Столярова была ее внучкой, – но на снимке казалась воплощением тоски и злобы. Неестественная поза, безвольно свисающая кисть, словно женщину заставили так сесть… или даже усадили силой. Зато лицо выражало всю гамму чувств от отвращения до ненависти. В принципе, у Люсинды были правильные черты: высокий лоб, небольшой нос, – но щеки тяжелые и одутловатые, а глаза… Столяров даже не смог подыскать подходящего слова, чтобы их описать. «Как у психа», – подумал он, ежась под пронзительным взглядом. Неудивительно, что таинственная Рита захотела избавиться от этой фотографии. Но почему таким странным способом? Могла бы просто швырнуть в печку… или продать через Интернет, все какая-то польза.

Последняя мысль показалась Столярову интересной и напомнила, что у него есть знакомый, который как раз спец по таким вещам. Недолго думая, он набрал номер и договорился заехать через сорок минут.

Гурин, записанный в «контактах» Столярова с пометкой «фотограф», на самом деле никаким фотографом не был. Среди его многочисленных хобби числилось владение элитным фотоателье, где Столяров не раз заказывал снимки для презентаций и публикаций. Журналистам он не доверял – выскочки и самоучки, – а работники Гурина были все как один опытными и умелыми. После их рук Столяров всегда получался импозантным и благородным. После посещения фотоателье в памяти остались старые карточки в аккуратных рамках, развешанные на стенах; вспомнилось и то, как Гурин рассказывал о разных тонкостях старинных снимков… «Дагеротипы», – вот как он их называл. «Посмотрим, что он скажет», – думал Столяров, поднимаясь к зеркальной двери.

– Ну, показывай, что такого необычного нашел? – дружелюбно спросил Гурин после рукопожатия.

Он аккуратно, за самый кончик достал фотографию и поднес к матовой лампе.

– Ого! Чудесно!

«Неплохо», – подумал Столяров.

– И где ты взял такой изумительный постмортем?

– Что?

– Ну, постмортем. Фотография после смерти, – пояснил Гурин, продолжая рассматривать снимок.

– После смерти? – у Столярова перехватило дыхание. – Но она же смотрит!

– Конечно, – Гурин отложил карточку в сторону. – А это, друг мой, специальная технология. Осмелюсь сказать, практически утраченная. Покойникам открывали глаза, чтобы они выглядели как живые. Ну, на разные ухищрения шли. Иногда рисовали зрачки на веках, но это так, дешевка. У хорошего фотографа был свой рецепт мази или капель, чтобы мертвые глаза блестели. Веки подклеивали, конечно, чтобы они не опускались. Но здесь, – он с любовью прикоснулся к карточке, – снимал еще больший затейник. Веки заколоты булавками! Фотография русская, не знаешь?