– Не-а. – Синяева покачала головой. – Без этого никак.

– Юль, пожалуйста. – Его голос неожиданно дрогнул. – Ты же нормальная. Я ведь вам и так все делаю. Слушаюсь и все выполняю. Не нужно раздеваться.

– Я нормальная? – Синяева снова засмеялась. – Какой шикарный комплимент!

Она отвела камеру в сторону и поцеловала Толика взасос, а потом резко отскочила назад.

– Ах-ха-ха. Размечтался.

– Снимай штаны, – приказала Рогожина, осуждающе поглядывая на Синяеву. – Твоя сморщенная пиписька, Коняшкин, будет главным хитом этого сезона.

От самогона по телу разливался жар, а голова гудела. Не отрывая взгляд от девчонок, он медленно поднялся, сделал вид, что собирается скинуть куртку, но потом неожиданно сорвался и бросился к окну. Однако они оказались проворнее.

Синяева в два прыжка догнала Толика, повисла на шее, а Рогожина ударила в живот каркасом стула. Коняхин согнулся, и тогда она прижала к его шее шокер и держала, пока парень не отключился.

Очнулся Коняхин без куртки, но штаны, к счастью, были на месте.

Девчонки стояли у окна, курили и осматривали Юлькин телефон, который, судя по всему, во время их потасовки упал и треснул.

На какое-то мгновение Толик подумал, что все еще может закончиться хорошо. Что вот они сейчас докурят, посмеются и отпустят его. Потом вместе пойдут домой, и Катька скажет, что он молодец и что она его уважает, а Синяева ее поддержит и снова его поцелует.

В конце концов, Рогожина была злой, потому что у нее вся семья злая. Они с братьями бесконечно орали друг на друга и дрались. А мать их всех безбожно лупила. Коняхин помнил, как до седьмого класса Катька постоянно ходила с синяками, пока не научилась давать отпор. Каждый, наверное, озлобился бы с такой матерью.

А Синяевой было просто скучно. Она развлекалась. Ей хотелось красивых нарядов, внимания парней и веселья, но у них в поселке эти наряды даже носить было некуда, да и парней не бог весть какой выбор, по принципу кто борзее, тот и альфа. Из веселья же имелись тусовки за гаражами, вечерние посиделки в парке, пьянки на пустыре, телефон, Интернет и, разумеется, Коняхин.

Алкоголь размягчил его, расслабил. Стало вдруг очень жалко бабушку и себя, но он все равно твердо решил, что лучше умрет, чем разденется. А если вдруг все-таки заставят, то на этот раз он точно спрыгнет с моста. Это был тот самый край, заступив за который он больше не сможет жить сам с собой. Даже ради бабушки.

– Вроде работает, – донесся до него голос Синяевой.

– Камера норм? – спросила Рогожина.

– Ща проверим. Скажи что-нибудь.

– Настала пора лишить Коняхина девственности, – произнесла Катька, многозначительно помахивая бутылкой.