И всю ночь потом его тошнило, а утром он хотел умереть. Отправился на железнодорожный мост и простоял там полтора часа, но потом подумал о бабушке и вернулся.

Теперь же был день. Светило тусклое, но пригревающее солнце.

Однако менее зловещими и мерзкими Блоки от этого не становились.

Грязный, смешавшийся с песком желтовато-серый снег, высохшие скелеты елок, обломанные ветки, черные круги костровищ, прогнившие доски, осыпавшиеся камни, выцветшие граффити, похабные рисунки внутри строений и снаружи, покореженные пивные банки, пакеты, бутылки, пачки от сигарет, шприцы и презервативы.

От первого корпуса несло, как от общественного туалета, там всегда было нагажено. Валялись прокладки и туалетная бумага.

Пока шли мимо него и второго корпуса, Коняхин со страхом пытался представить, к чему готовиться. Будет ли это повторением прошлого раза со скачками, или девчонки придумают нечто новое? Он даже понадеялся, что они снова заставят его пить, это хотя бы притупит боль и заглушит унижение.

Кровь из носа все еще шла. Синяева подобрала кусок грязного, жесткого снега и ткнула Коняхину в лицо. В его руке комок смешался с кровью и потек, то тут, то там отмечая их путь бурыми, но быстро впитывающимися в снег и стремительно бледнеющими пятнами.

От удара Рогожиной коленка пульсировала, но Коняхин старался об этом не думать, все самое плохое ждало его впереди.

Они свернули в третий от дороги корпус.

В огромном цементном помещении первого этажа между пустым дверным проемом и прямоугольниками оконных дыр зябко гулял пронизывающий мартовский ветер. Он растрепал всем троим волосы и забрался под куртки.

Синяева тут же устремилась к тайнику в стене, и Толик, немного задержавшись на пороге, поторопился достать телефон.

– Что делаешь? – заметила Рогожина. – Кому звонишь?

– Никому. – Он быстро убрал телефон в карман. – Время просто посмотрел.

– А ну, дай сюда. – Катька потянулась за телефоном, Толик попятился, споткнулся о металлический каркас стула и чуть не упал.

Каждый звук разносился громким эхом по всему недостроенному зданию.

– Блин, Кать, – выругалась Юлька. – Тут только какая-то бутылка непонятная. Не наша. Начатая уже. Стремно пить.

Синяева показала им темно-зеленую винную бутылку с закручивающейся крышкой.

– Стремную не будем. Вдруг кто нассал, – сказала Рогожина. – Доставай телефон. Ща нам Коняшка будет кино показывать.

Прикурив, Рогожина картинно выпустила дым и хлестко шлепнула Коняхина ладонью по лицу. Пощечина получилась звонкая и обжигающая.

Толик схватился за щеку.